— Как насчёт Доминика? — высказалась я, впрочем, уже зная, каким будет ответ.
Элоиз покачала головой и мягко сказала:
— Он нужен здесь, Морру.
Предсказуемо. Любимого сына мать никогда далеко от себя не отпускала. В отличие от меня.
— Больше никого не можешь предложить? Ох, Морруэнэ, знаешь, меня всегда очень волновало, что у тебя так мало друзей, — дежурно потюкала она меня.
«Так мало тех, кого я могу подставить», — вот что это значило на самом деле.
— Сделаю всё сама, — я поднялась со своего места, пристроила шлем на сгибе локтя и упрямо повторила: — Но это бред какой-то, а не задание, если хочешь знать моё мнение.
Элоиз моё мнение никогда не волновало — она уже набирала чей-то номер, дав мне короткую царскую отмашку откланиваться. Я тихонько прикрыла дверь кабинета.
— Морру! Когда, наконец, ты будешь оставлять свою колымагу на парковке?!
Я вздохнула. На то, чтобы в окна смотреть, у неё, значит, время есть.
Я занесла злосчастный записывающий сегмент в кабинет непосредственного начальника. Правда, на месте его не оказалось (ну и хвала Триаде). Мало того, что он представлял собой худшую смесь бюрократа с ретроградом, так ещё и считал своим долгом изводить меня нравоучениями. «Морруэнэ, вы снова припарковались в неположенном месте, опоздали, курили в рабочее время, обедали не в обеденное, резко обошлись с представителем научной делегации с… вы вообще хотя бы отдаёте себе отчёт в том, кто они и откуда?» — тут он начинал раздуваться от негодования, забрызгивая меня слюной. Потом шла фаза сжатия и остывания, заканчивающаяся традиционно: «Да я понимаю, что они высокомерные задницы, и ваши выкладки, действительно, представляют определённый интерес, но, если так и дальше будет продолжаться…» Я скорчила страшную рожу. Всё-то он знает.
Утро и так выдалось тяжелее обычного, поэтому пора, наконец, позавтракать. Разумеется, в незавтрашнее, короче, в необеденное время. Элоиз смотрит на мои выходки сквозь пальцы, пока мои мозги работают в нужном для компании направлении.
Я сидела за столиком у окна в кафе, греясь в жиденьких лучах сентябрьского солнца, поглощала слойку с джемом и обжигающий псевдокофе и размышляла о незавидной своей участи.
Больше двухсот лет, со времён конца света, когда раскалывались литосферные плиты, бушевали кипящие океаны, дымы заволакивали небо, а человечество со скрипом протискивалось сквозь бутылочное горлышко эволюции, мы имеем дело с червоточинами. Они стали нашим спасением, потому что вели в параллельные пространства, которые могли прокормить и приютить голодное, стремительно впадавшее в дикость человечество. Они стали нашим проклятием, потому что эти обширные пространства обычно уже были заселены кем-нибудь другим, кто был голодным агрессивным оборванцам не рад, зато спал и видел, как бы вторгнуться на Истинную Землю.
