Столица грелась на утреннем осеннем солнышке, пованивая смесью йода, чаячьего дерьма и соляры. Вдали, доминируя над жилым районом, сверкали битым стеклом остовы бизнес-центра и виднелись огромные покоцанные буквы придурошной надписи «Welcome to Old Moscow». Позднее утро даже сыграло мне на руку — пробки на кольцевой Старой Москвы рассосались, хотя со стороны каналов ещё доносилось раздражённое гудение попавших в затык пассажирских барж.
— Морру! — окликнули меня, пока я бежала по коридору первого этажа, лавируя между сонными офисными работниками. Я резко затормозила перед лифтами, терзая кнопку вызова и, не поворачиваясь на голос, выпалила: — Я опаздываю! Привет, Лин.
— Шлем сними, — посоветовала подруга. Просто так поздороваться она не могла. Когда я выполнила её просьбу, Линви ритуально клюнула воздух около моей щеки и соизволила произнести: — Привет, дорогая. Куда так спешишь?
— Сочинение надо сдать сегодня до одиннадцати, — скривилась я.
Металлические двери открылись. Лин шагнула в кабину вместе со мной, нажала на кнопку и тут же принялась поправлять причёску перед собственным отражением на полированном металле.
Я попыталась пригладить волосы, достала из кармана куртки очки и водрузила их на переносицу. Линви неодобрительно покосилась на меня. Знаю-знаю, «Морру, ты втираешь дорожной полиции про линзы или про то, что у тебя забрало шлема с диоптриями?»
— Да успокойся, начальник твой даже не пикнет, — отмахнулась Линви.
Эфемерная, с целой копной выбеленных кудрявых волос, синеглазая, курносая, Линвиль казалась ещё выше, чем была на самом деле, стоя рядом со мной. Я была тощей, невысокой и плоской, как камбала, в стратегических местах фигуры. Кожа не самого здорового изжелта-смуглого оттенка, растрёпанное тёмное каре, узкое худое лицо, тонкие губы, длинный нос, светло-карие прищуренные глаза за дымчатой цельной пластиной очков. Мне было двадцать восемь, и проклятием моей жизни было то, что я до сих пор смахивала на девочку-подростка.
— Почему это? — рассеянно спросила я.
— Элоиз тебя вызывает.
С каждым часом этот день всё радужней и радужней.
Двери лифта открылись с мелодичным на мой непритязательный слух звоном, и Линви, цокая каблучками, вышла, оставив после себя облако душно-сладкого аромата и бросив на прощание:
— Давай, до обеда. Всё расскажешь, — подмигнула она.
Я сидела на краешке кожаного кресла, накручивала на палец цепочку личного жетона и в ответ на реплики содержания «подумаешь, обойдётся без тебя фирма месяц-второй» с монотонной обречённостью бормотала что-то о незаконченных исследованиях. Я концентрировалась на созерцании полированной поверхности стола, но всё равно чувствовала на себе тяжёлый взгляд хозяйки. Хозяйки не только этого сдержанно-роскошного кабинета, но и, заодно, всей «Олдвэйтрэвэл компани».
