"Но насколько я понимаю,- продолжал корреспондент,- на основании еврейского закона, изложенного в Книге Книг, - не должно происходить то, что происходит..."
"Вы правы, - ответил Рабин,- но наше правительство не следует закону Торы. Здесь никто и не думает утверждать, что у нас еврейское государство или еврейское правительство."
Аббат обвел взглядом своих земляков в несколько помятых костюмах, мол, каково?!
- Разрешите продолжить? - спросил он гида голосом самым смиренным, и снова язвительно:
"- Но если вы не следуете своим еврейским законам, чем в таком случае вы руководствуетесь? - вопрошал корреспондент. - Идеей экспансии, обанкротившейся еще в начале двадцатого века? В таком случае, извините, чем тогда ваш национализм отличается от национализма сербов, которые намереваются отобрать у Боснии половину ее территории и дошли до геноцида боснийцев".
- Месье аббат, вы могли бы допустить, - помолчав, отозвался гид, - что взгляды рядового служащего из туристского агентства, религиозного еврея, иногда могут не совпадать со взглядами главы атеистического государства?
Французы-евреи взглянули на гида с досадой, мол, уступил бестактности, не решился обрезать иноверца...
Когда группа разгрузилась у своей гостиницы "Кинг Давид", Юра был мокрым. Точно из парной выбрался.
Возле него задержался лишь известный адвокат, добродушный толстяк, в очках с толстыми линзами.
- Вы мне нравитесь, юноша,- буркнул он. - Вы честны и деликатны даже с хамами... У вас будут в жизни неприятности. Если что, вот моя визитная карточка. У меня есть израильская лицензия. Прилечу защищать...
- Нелегкий день сегодня, - признался Марийке за ужином. - Все время ощущаешь себя дипломатом на приеме: "Молчи, скрывайся и таи..." Держишь себя за язык обеими руками, чтоб никого не обидеть. Никого, не дай Бог, не стравить...
Марийка, в недавнем прошлом "учителька" младших классов, почувствовала: "молчи, скрывайся и таи..." - это, наверное, стихи: стихи сыпались порой из Юры, как горох из мешка,..
- Самые умные стихи в русской поэзии, - подтвердил Юра и начал вполголоса, дети спали, декламировать:
"О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..."
- Не о тебе ли написано? - перебила его Марийка не без язвительности.
- Обо мне, - подтвердил Юра весело, и затем весь вечер упоенно декламировал своего любимого Федора Тютчева:
"Счастлив, кто посетил сей мир
