— Кабинет моего отца находился по другую сторону фонтана, рядом с плитками в форме руны истины, гигантского Y-образного символа.
Она бросилась туда, прежде чем он успел ее остановить. К счастью, остальные обитатели здания, кем бы они ни были, не пришли сюда — пока. Рейден молился, чтобы так оно и осталось. Он должен защитить Табиту, помочь ей защитить дерево, за которое ее отец был готов умереть, а затем вытащить из своей жизни. Потому что, Бог ему в помощь, с каждым мгновением, пока он оставался рядом с ней, Рейден не хотел ничего, кроме как схватить ее, поцеловать, вспомнить каждый совершенный, пышный изгиб, проследить их своими руками, ртом.
Всегда держать ее рядом.
Она тихо прошла на цыпочках по кафельному полу и потянулась к двери. Рейден, моргнув, сократил расстояние между ними и накрыл ее руку своей, останавливая.
— Позволь мне, — потребовал он.
Он не чувствовал никого внутри… но не мог быть слишком осторожным, когда дело касалось Табби.
Она отступила в сторону.
— Будь осторожен. Пожалуйста.
И вот так она разрушила его добрые намерения держаться на расстоянии. Даже когда он был ублюдком по отношению к ней, ей было не все равно. Как может человек, никогда не знавший настоящих чувств, обойтись без них, когда нашел? Это все равно что жить без солнечного света.
Правильно ли он поступил, отпустив ее?
На мгновение Рейден закрыл глаза и стал перебирать какофонию в голове, которая сталкивалась с грохотом в его сердце. Но, в конце концов, он все еще не знал, способен ли заботиться об одной женщине всю оставшуюся жизнь. Справедливо ли рисковать ею, чтобы научиться любить? Нет. Тогда он поставит собственное желание выше ее безопасности. Матиас или Анарки могут убить его завтра, а она останется без пары и в трауре. Или она сама может стать мишенью.
Ему придется смириться с тем, что, как бы он ни желал Табби больше всех на свете, он окажет ей плохую услугу, позволив поверить, что у них есть будущее.
— Что-то не так? — спросила она. — Кто-то внутри?
Ее вопросы вывели его из задумчивости.
— Нет.
Рейден толкнул дверь, за которой оказался стандартный, хотя и устаревший офис. Неуклюжий стол с фальшивой деревянной столешницей и хромированными ножками. Телефон. Пустые папки. Рама для картины. Растение, удивительно живое.
— Выглядит знакомо? — спросил он ее.
Но когда он обернулся, она вбежала в комнату и подняла рамку. Слезы наполнили ее глаза, потекли по щекам.
— Папа и мама. Уинстон и Джеймс. Я не могу поверить, что они действительно ушли.
