— Этого следовало ожидать. Ее жизнь изменилась навсегда.
Конечно, и Рейдену было больно от горя, которое она, должно быть, испытывала. Но первым делом он должен защитить ее.
— Что ты знаешь о тайном дереве?
— Что?
В голосе Брэма звучало недоумение.
— Никогда о таком не слышал.
Это была плохая новость.
— Ты можешь просмотреть записи своего дедушки? — спросил Рейден, имея в виду дневники, которые великий волшебник Мерлин передал своей семье.
— Или поговорить с сестрой?
Затем он объяснил последние слова Лоури дочери.
Брэм вздохнул.
— Черт возьми, понятия не имею.
Не то, что хотел услышать Рейден.
— Когда взойдет солнце, я снова обыщу ее фамильное поместье.
— Я уверен, что есть зацепки. Черт возьми, мы просто упускаем их.
Пытаясь стряхнуть с себя мрачные сны о криках, разрушениях и смерти, Табита проснулась, когда ночь все еще струилась в окна. Тяжело дыша, девушка открыла глаза, желая избавиться от кошмара.
Но она видела только незнакомую кровать в незнакомой комнате. Руки Рейдена обнимали ее. Голубые глаза внимательно и озабоченно изучали ее.
Реальность обрушилась на нее. Боже, ее худшие мучения не были ужасным сном. Ее семья исчезла.
Она отвернулась, не желая показывать ему свои слезы.
— Мне так жаль твою семью.
Он нежно погладил ее длинные распущенные волосы.
Она смущенно спрятала их за плечо. Ее мать, выросшая в другое время, всегда проповедовала, что распущенные волосы — признак распутства. Когда-то она распустила волосы ради Рейдена, открыла свою внутреннюю соблазнительницу. Он разбил ей сердце. Она не должна видеть в его заботе ничего, кроме сострадания.
— Со мной все будет в порядке.
Она попыталась вырваться.
Рейден держал твердо.
— Может, позвать кого-нибудь посмотреть ребенка? Ты была в смятении…
Такие эмоции не годятся для будущей матери.
Табита сделала несколько глубоких вдохов и заставила себя успокоиться.
— Нет. Все в порядке.
Его большой палец ласкал ее щеку, а пальцы обвивали затылок. И его голубые глаза смотрели сквозь нее. Она вздрогнула, вспомнив тысячу интимных моментов между ними и глупо желая еще тысячу таких же.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Беременность нормальная? Есть проблемы?
Она никогда не слышала, чтобы его голос звучал так нежно, и не хотела согреваться от того, что он спросил.
— Проблем нет.
Это было не совсем так, но ему не нужны подробности.
— Табби, пока…
— Не называй меня так больше.
Он называл ее так, когда обнимал, целовал, занимался с ней любовью. Уходя, он назвал ее Табитой. Как только он это сделал, то потерял право использовать более интимное имя.
