— Что скажешь, Иден? Мы должны повеселиться? Доставит ли это тебе удовольствие, любовь моя?
Вздернув подбородок, я собираюсь ответить, как вдруг краем глаза улавливаю движение. Охранники…эти огромные, отвратительные существа, не совсем змеи и не совсем люди, начинают стягивать кожаные ремни с себя. Мышцы на руках перекатываются под черно-зеленой чешуей, когда охранники, достав свои гигантские члены, водят по ним от основания до головки когтистыми руками. С ужасом в глазах я смотрю на Нико, на лице которого застыла маска отвращения. Я открываю рот, чтобы возразить, но Нико быстро и едва заметно качает головой, тем самым говоря мне, чтобы я проглотила свой протест, который рвется из горла. От звука криков, когда с пленников срывают грязное белье, слезы наворачиваются на глаза. Я опускаю голову и крепко закрываю глаза, отказываясь участвовать в том, что я знаю неизбежно сейчас произойдет. Лязг цепей, шлепки тел, женским смех, словно плевок в грязные ладони перед началом дела. Я знаю, что произойдет дальше, и я не в силах помешать этому. И возможно, крошечная, ненормальная часть меня не хочет…Я гоню из головы эти мысли прочь. Нет. Нет, так неправильно. Независимо от того, кто они и что сделали, никто не заслуживает такого. Меня чуть не стошнило обедом на огромный резной деревянный стол, пока их крики разносились по обеденному залу.
Охранники ворчат, пока рвут плоть и окрашивают себя кровью и грехом, это просто невыносимо. Как они могут получать удовольствие от пытки? Как они могут возбуждаться от беспомощных криков жертв? Я кричу, почувствовав чьи-то гладкие пальцы на щеке, и отшатываюсь от нежного прикосновения. Я ощущаю теплое дыхание на ухе, а затем Люцифер соблазнительно шепчет.
— А-а-а. Не прячься, Иден. Смотри. Посмотри, как они извиваются и плачут, как жалкие черви в грязи. Видишь, как страх в их глазах сменяется удовольствием, которое их тела не могут отрицать. А теперь посмотри на меня, любимая. Получай удовольствие от их беспомощности, как они получали от твоей.
Схватив меня за подбородок, он поворачивает мою голову. Я стараюсь не смотреть на отвратительную сцену, развернувшуюся в нескольких футах передо мной, но я не могу. Я слишком устала. И слаба. Во мне ни осталось никаких сил, чтобы бороться. Охранники, насилующие Захари и Даниэль, заставили их встать на колени и теперь они вколачиваются в них с бешенной скоростью. Их удары сильные, безжалостные и от этого меня внутри разъедает кислота. Так много боли на их лицах. Столько раскаяния, стыда и безысходности на показ публике, которая веселится и чокается бокалами, наполненными вином.
