Джонни никогда не был живым.
— Может, все же, он вернется?
— Все может быть. Могло так получиться, что у него в мозгу что-то замкнуло, и он просто заблудился… Как знать…
Шли дни, и бабушка Ангелина постепенно стала привыкать к тому, что Джонни больше нет рядом. Но иногда она надолго уходила в свои мысли, цепенела, вздыхала тяжело, и Рон знал, о чем она сейчас думает, что вспоминает.
Шли недели — Джонни не возвращался, а бабушка Ангелина все еще его ждала. И бывали моменты, когда Рон, глядя на нее, жалел о том, что он сделал.
И злился…
А потом кончилась зима.
А потом было лето.
* * *
— Вряд ли Джонни вернется, — сказала она однажды, и Рон вздрогнул. Он не ожидал услышать это.
— Прошло слишком много времени, — сказала она задумчиво и посмотрела на ходики. Она уже давно не видела ни стрелок, ни цифр, но последнее время она стала замечать, что не может разглядеть и циферблат.
Ее зрение ухудшалось.
— Наверное, я скоро совсем ослепну, — вздохнула бабушка Ангелина. — А потом умру… Как жаль, что роботам нельзя ходить в церковь. Значит, мы не встретимся и на небесах…
Рон молчал.
— А может быть я умру раньше, чем ослепну. Это было бы хорошо.
— Ты проживешь еще долго. — Он погладил ее руку, и вспомнил, как это делал Джонни. — С тобой все будет хорошо.
Она улыбнулась ему:
— Спасибо… Я так рада, что ты нашелся. Что ты сейчас рядом. Я так этого ждала. Много-много лет…
Рон смутился. Спросил неуверенно, тихо:
— А ты… ты ждала меня так же, как ждешь его?
Она не услышала.
Но Рон знал ответ. И злился.
Злился на себя.
* * *
Лето прошло незаметно.
Осень тянулась долго.
А потом высыпал снег, и время застыло совсем.
Бабушка Ангелина лежала в постели и тихо болела. Она совсем ослабела; иногда казалось, что ей не хватит сил для следующего вдоха. Рон сидел рядом и дышал вместе с ней.
— Помнишь наше прошлое Рождество? — спросил он. — Я тогда так объелся, что едва поднялся из-за стола. А ты все рассказывала о маме, о дедушке, обо мне…
— А потом Джонни принес альбом с фотографиями, — чуть слышно сказала бабушка Ангелина.
Рон кивнул.
Они молчали так долго, что автоматика притушила свет, решив, что люди заснули. Но Рон встрепенулся, и матовые лампочки вновь накалились.
— Скоро новое Рождество. И Новый Год. Ты веришь в чудеса, бабушка? Я помню, ты всегда мне говорила, что они есть… Я помню твои чудеса…
На стене ходики звонкими щелчками отмеряли время. И Рон вдруг понял, что если бабушка умрет, то эти старинные часы остановятся. И тогда умрет сам дом — ведь ходики — это его сердце.
