На лобном месте | страница 95



Читатель смеялся, а ведь ничто так не убивает, как смех.

Убивалось не что-либо безобидное, а сталинщина, которая умеет, как прижатая к земле бешеная собака, вдруг извернуться и укусить.

Крон знал это, как знала и вся редколлегия, и хотя Александр Крон тоже был знаменит и удостоен почестей, все равно он нашел в себе мужество сказать: "Иду на вы!"

"Если рассматривать драматургию как часть большой советской литературы, то нет серьезных оснований загонять ее в карцер", -- заключил он.

Статья Александра Крона вызвала такую же панику, как рассказ Александра Яшина. Я случайно оказался на приеме у секретаря Московской организации С.П. Надежды Чертовой (и фамилию-то Бог дал руководителю литературы -- Чертова!), когда к ней позвонили по поводу предстоящего обсуждения "Литературной Москвы". Звонил Лесючевский, руководитель писательского издательства. Палач -- палачу.

На столе Чертовой лежали гранки третьего номера "Литературной Москвы", которому уж не суждено было увидеть свет. Я никогда не забуду, как она вскричала в телефон: "Обсуждение проведем на железной основе".

Литература, как известно, на железе не произрастает.

А лексика-то, заметим, какая у пестунов поэзии и прозы. С годами выработалась особая, погромная. Язык доносчиков и исполнителей приговоров! Язык -- шило в мешке. Как ни прихорашивайся, выдает немедля.

Ужас Хрущева перед венгерским восстанием, его убеждение, убеждение невежды, что все беды от писателей: в Венгрии -- от писательского клуба "Петефи", в России -- от московских писателей, -- этот ужас придавал силу и наглость всем чертовым и лесючевским, несть им числа...

"Литературная Москва" казалась им гремучей змеей, заползшей в их просторные, добротные квартиры. И ядовитей всех жалили, конечно, яшинские "Рычаги". Их склоняли на всех собраниях, на них натравили всех бездарей, всех современных булгариных и гречей; были сдвинуты все "рычаги".

Бог мой, как испугались маленького рассказа "номенклатурные" руководители России! Как забегали в ЦК, вспоминая уж отставленную было терминологию сталинщины: "Идеологическая диверсия!" Как, затрезвонили "вертушки" -- спецтелефоны; забегали курьеры, словно война началась и нужно дать отпор немедля, сегодня -- завтра будет поздно...

Рассказ Яшина имел ошеломляющий успех -- у читающей России. Он многим помог разогнуться, осознать происходящее. Иным позволил додумать все до конца. Это не так-то просто для людей, задавленных годами дезинформации.