На лобном месте | страница 47



-- Яблоко, какое оно есть в природе, довольно кислый плод. Яблоко, какое оно есть в саду... это яблоко, "какое оно есть", и одновременно, "каким оно должно быть"... -- теоретизировал Александр Фадеев.

Через десять лет он уже не прибегал к метафорам. Каялся -- косноязычно, прячась за газетные стереотипы.

Невыправленная, честная стенограмма 56-го года, которую уже через год давали читать в Союзе писателей под большим секретом, свидетельствует об этом красноречиво:

"... Нужно полностью выявить последствия культа личности... что сводилось к попытке, к насильственной попытке привития партийности..."

... Всего двадцать дней оставалось жить Фадееву. Через двадцать дней он пустит себе пулю в висок.

Выстрелить в висок -- решится Александр Фадеев, быть правдивым до конца -- нет. Даже в эти дни.

"Я был вызван ночью в "Правду", где было просто сказано Поспеловым:

"Товарищ Сталин дал срочное задание разгромить антипатриотическую группу космополитов... Статья "Правды" была сделана по указанию и написана в одни сутки..."

Подлинную правду знали многие; не очень скрывал ее и сам Фадеев, в беседах с глазу на глаз. Я впервые услыхал, как дело было, от Иосифа Юзовского, театрального критика.

Я помню захватанные пальцами странички журнала "Театр" с искрометными статьями Юзовского, Юза, как называли его друзья. И его самого, маленького, сухонького, доброго гнома, едва не погибшего в лесу. Он ушел с утра на лыжах, голый до пояса, с рюкзаком за плечами. Потерял направление и четырнадцать часов подряд мчал, а затем брел на лыжах, чтоб не окоченеть.

Он прибился к своим лишь к ночи. Напрасно мы целый день искали его, аукали. Юз не отзывался.

Таким он навсегда и остался в моем сердце: отчаянный, в вязаной шапочке, на ночном снегу. В лютый мороз свернувший с лыжни...

И позднее, в той же подмосковной Малеевке, у огромного, как сундук, приемника, когда мы ловили новости.

Неслышной походочкой приблизился "номенклатурный" критик Корнелий Зелинский, слащаво-вежливая, учтивая литературная гиена. Спросил как бы небрежно: "Что ловите? Чужедальное..."

Не страшно умирать, -- произнес вдруг Юзовский, -- страшно, что именно те, кто всю жизнь тебя травил, они-то и будут разглагольствовать над твоим гробом.

Корнелий Зелинский отпрянул столь же неслышно, как и подошел, а через несколько лет, как и предвидел мудрый Юз, разглагольствовал над его гробом.

Александр Фадеев любил веселого, искреннего Юза, а кто его не любил!