На лобном месте | страница 34
Как ощутил опасность Виктор Некрасов, окопный офицер, пишущий в госпитале свою первую книгу? Видать, не столько рассудком, сколько, по словам классика, поротой задницей русского человека он заранее почувствовал ржавую "колючку" цензуры и постарался преодолеть ее с минимальными потерями для художественной ткани повести.
"Дела дерьмовые, -- коротко говорит один из встречных, -- полк накрылся.
Мы молчим.
-- Майор убит... Комиссар тоже".
Через двенадцать страниц снова как бы невзначай: "Слыхал, что майора и комиссара убило?" Через пять страниц опять, уж вовсе ни к селу, ни к городу: "Говорят, что майора и комиссара убило..."
И все ж не выдерживает норовистый Некрасов чужеродного давления. Добавляет тут же: "...Комиссара убило. Максимов будто в окружение попал. Жаль парня, с головой был. Инженер все-таки..."
Вот так раз! Убило комиссара, а жалко не его, представителя партийного руководства, а Максимова, который с головой был...
Уж лучше бы не вынуждали Виктора Некрасова к вставкам.
Но участие комиссара в боях -- требование не дискуссионное. Либо есть комиссар, либо рукопись никогда не станет книгой. И вот снова обязательная "галочка". Только комиссар, видимо, уже другой: "Я один как перст остался. Комиссар в медсанбате, а начальник штаба ночью ничего не видит".
К тем же "галочкам" прибегает и Эммануил Казакевич. Комиссар, в сюжете лишний, как и у Некрасова, встречает солдата с арбузами.
Ты куда?
-- Раненым.
А, раненым, это правильно, -- изрекает комиссар.
Итак, с ролью партии все в порядке. У Некрасова -- недоглядели малость -- в могиле или в санбате. У Казакевича зато партийным глазом одобрен арбуз.
Но Виктору Некрасову этого мало. Не терпится Виктору Некрасову сказать несколько слов по адресу "наблюдателей"...
Вот эта поразительная сцена:
"В подвале тесно, негде повернуться. Двое представителей политотдела (они указываются прежде всего. -- Г.С.). Один из штадива. Начальник связи полка. Это все наблюдатели. Я понимаю необходимость их присутствия, но они меня раздражают".
В конце концов Керженцев требует, чтобы все, кто не будут принимать участие в атаке, покинули землянку.
"Глаза у капитана (наблюдателя -- Г.С.) становятся круглыми. Он откладывает газету.
Почему?
-- Потому...
Я прошу вас не забывать, что вы разговариваете со старшим.
-- Я ничего не забываю, я прошу вас уйти отсюда. Вот и все.
-- Я вам мешаю?
-- Да. Мешаете.
-- Чем же?
Своим присутствием. Табаком. Видите, что здесь творится? Дохнуть нечем. -- Я чувствую, что начинаю говорить глупости..."