Харьков -- больное место Сталина, "ахиллесова пята" гения. Кто посмеет об этом сказать?
Виктор Некрасов. "Надо еще поменять карту у Корсакова, -- пишет он. -Так и не воспользовались мы той новенькой, хрустящей, с большим разлапистым, как спрут, пятном Харькова в левом углу...".
Но это лишь присказка...
В землянке друга "чадит лампа, сплющенная из артиллерийской гильзы. На стенке... вырезанный из газет портрет Сталина и еще кого-то -- молодого, кудрявого, с открытым симпатичным лицом.
Это кто?..
-- Джек Лондон.
-- Вы любите Джека Лондона?..
-- А его все любят. Его нельзя не любить.
Почти вся страница о том, как хорош Джек Лондон. А о Сталине, между прочим, ни слова. Чувствуя, что подставляет себя под удар, автор добавляет: "... Настоящий он какой-то (т. е. Джек Лондон. -- Г.С.). Его даже Ленин любил. Крупская ему читала...".
Ну, это почти полное алиби.
Однако Виктору Некрасову неймется. Друг, у которого висели портреты Сталина и Джека Лондона, погиб. И автор вешает у себя портрет Джека Лондона, взятый из опустелой землянки. "Портрет Лондона я вешаю над столиком ниже зеркала".
А портрет Сталина как же? А вот так, остался в брошенной землянке. Не перенес его к себе лейтенант Керженцев. Без надобности портрет.
Таких эпизодов немало, и каждый из них вызывал тихий ужас у всех генералов увещевательных и карательных служб.
Не было, скажем, в те годы мысли еретичнее, чем мысль, что не гений Сталина, а горы солдатских трупов да -- напоследок -- второй фронт привели к победе.
Виктор Некрасов высказывает эти мысли, правда, осторожно, как бы сомневаясь вместе с солдатами, можно ли считать африканские события вторым фронтом.
Однако отмечает: "Сталин выступал шестого ноября... (со своим провидческим посулом "Будет и на нашей улице праздник". И -- каков провидец!) "...Седьмого союзники высаживаются в Алжире и Оране...
Тринадцатого же ноября немцы в последний раз бомбят Сталинград... И улетают. В воздухе воцаряется непонятная, непривычная, совершенно удивительная тишина... Выдохся фриц. Это ясно". А. вот уже и вовсе без обиняков.
"Ширяев говорит, не поднимая глаз: "А все-таки воля у него какая... Ей-богу!" "У кого? -- не понимаю я". (Ишь ты -- не понимает Некрасов... -Г.С.)
-- У Сталина, конечно... Ведь второй год лямку тянем. А он за всех думай...
Тебе хорошо. Сидишь в блиндаже, махорку покуриваешь, а не понравится что, вылезаешь, матюгом покроешь, ну, иногда там пистолетом потрясешь... А у него карта. А на ней флажки. Иди разберись... И вот смотри -- держит всех нас..."*
