-- Неужели в гостинице нет ни души? -- спросил Паустовский старика-сторожа в лиловых подтяжках.
-- Как нет?! -- возмущенно воскликнул старик. -- А Юрия Карловича Олешу вы не считаете?!
-- Он здесь?
Безусловно. Где же ему быть, скажите, как не в Одессе.
Мне посчастливилось застать Олешу в живых. Я помню этого высокого, очень худого человека с лицом прирученного льва.
Я увидел Олешу в минуту его тихого восторга, о котором он любил рассказывать: после многолетнего перерыва переиздали, наконец, его "Три толстяка".
"-- Я стоял у кассы и, как музыку, слушал звон "Континенталя". Люди подходили и все время говорили: "87 копеек!", "87 копеек!", "87 копеек!"
И вдруг слышу крик продавца:
-- Касса. Олешу больше не выбивать!.."
Я счастлив, что случайно не сгинул, как многое другое, блистательный очерк покойного прозаика Бориса Ямпольского, в котором воспроизведен этот рассказ Ю. Олеши72.
В этот очерк вкралась лишь одна неточность. Застенчивый и гордый Ю. Олеша не позволил себе торчать у кассы.
Олеша стоял с закрытыми глазами далеко от нее, у дверей Лавки писателей на Кузнецком Мосту, покачиваясь, словно от ветра. Никакая касса его словно и не интересовала.
Я задержался на мгновение возле Ю. Олеши, подумав, что ему плохо. Но лицо его с запалыми щеками землистого оттенка было отнюдь не страдальческим. А каким-то вдохновенно-мечтательным. Он стоял и слушал, как там, в противоположном конце магазина, непрерывно восклицали молодыми и старыми голосами это "восемьдесят семь копеек..."
Много лет Юрий Олеша -- крупнейший талант России -- действительно жил жизнью нищего, его кормили из доброты официантки московского кафе "Националы", денег у него не было никогда, а пил он все больше.
Олешу можно было застать в "Национале" почти всегда. Мы туда тоже зачастили: "Националь" -- это, как известно, центральное московское кафе для иностранцев, и Борис Ямпольский, услышав наши рискованные споры в клубе писателей, как-то сказал нам: "Ребята, если вы хотите сидеть в хорошем кафе и в это время говорить что угодно, идите в кафе "Националь". Им ведает иностранный отдел КГБ, которого разговоры советских людей не интересуют. Там все столы с микрофонами, но на вас никто не обратит внимания: вы проходите по другому отделу..."
Мы посмеялись, помнится, не очень веря в такое "разделение труда", а потом нет-нет, да и заглядывали в кафе "Националь". Ю. Олеша неизменно подсаживался -- потолковать и пропустить шкалик-другой.
