А потом — посмотри ему в глаза.
Хочешь — увидишь его глаза.
Хочешь — расплата настигнет Валар, и воздастся каждому — по делам его, и превыше всех тронов будет — его. Или — твой.
И ты посмотришь ему в глаза…
…и рванется бешеной спиралью время и пространство, и не станет ничего — ты и он, и этот взгляд. И тогда…
«Приветствую тебя… Единый. Ты — доволен?»
…ты сможешь переделать мир по своему образу и подобию.
Сможешь стать всесильным, великим Судией, Владыкой Судеб…
Но уже никогда — человеком.
И твое сердце умрет.
Ведь ты начнешь с того, что станешь вершить справедливость, покараешь подлецов и трусов, сметешь их с лика Арты, чтобы ни следа их не осталось, ни имен — так-уже-было…
…и боль твоя обратится в ненависть, и никому не будет пощады — они заплатят за все…
Но ведь можно и по-другому! Можно — вернуть время вспять, к тем векам, когда юный мир не знал ни войн, ни горя…
И — что ты сделаешь? Убьешь своего брата? — ты-то ведь не сможешь забыть, не станешь снова прежним восторженным фаэрни, ты будешь знать и помнить все, будешь направлять руку Учителя, предотвращать ошибки и беды…
Пока не решишь — неизбежно — что ты — выше его. Ты будешь непогрешим. Мудрый, всевидящий, всеведущий — Единый.
А, совершив ошибку — если ты еще будешь способен совершать ошибки — ты снова повернешь Время вспять. Ты будешь писать заново историю мира, ты один — непогрешимый, бессмертный, всесильный…
Никто не сможет помешать тебе. Будут — фигуры на шахматной доске. К чему скорбеть или радоваться? — начни все вновь, сделай другой ход…
Кто сказал, что нельзя изменить ни слова в Книге Памяти?…
А прискучит игра — смахни фигуры с доски.
Ведь только ты один не будешь совершать ошибок.
Единый.
— Нет… — одними губами.
«Не уничтожить. Никому — никогда — не надеть. Не будет единого владыки Арты. Не будет…»
Такое юное, светлое — смерть не стерла улыбки — лицо Келебримбора…
Он отвернулся и, сутулясь, шагнул прочь, сжимая в руке прекрасное и бесполезное кольцо.
(2149–2213 годы II Эпохи)
Сколько лет ему было тогда? Теперь уже трудно сказать, да и не важно это. Может, шесть, а может, семь… Он мало что мог потом вспомнить из той жизни. Глаза матери, руки отца… Все стерлось в памяти, размылось, исчезло.
* * *
…Его не постигла участь родителей. Почему государь Таp-Киръатан вдруг заинтересовался судьбой мальчика, не понимал никто; впрочем, не нашлось и тех, кто осмелился бы задать государю этот вопрос. Стало так — тот, чье желание было волей Валар для нуменорцев, изрек: «Дурная трава может еще дать благие всходы. Я принимаю это дитя под руку свою.»
