— Контролируй себя. Нам нужны ответы, а не когти.
Когда Торсон зарычал, Алек напрягся, готовясь к борьбе с обезумевшей пумой.
Через некоторое время, старик глубоко вздохнул, и покалывание пропало. Как и ярость, покинувшая его тело, теперь его глаза выражали досаду. Торсон, вероятно, не терял самоконтроль с тех самых пор, как был еще детенышем:
— Прости, друг, — сказал он негромко.
— Все в порядке, — так же тихо ответил Алек. — Расскажи нам все, что знаешь.
Горе углубило морщины на лице Джо, он откашлялся:
— Он выглядел оголодавшим. Ребра выпирали. Тайнан сказал, он его кожа была желтой, как будто печень отказала.
— Отравление металлом? — Спросил Алек.
— Да. — Пальцы мужчины скрючились, образуя когти.
Алек разделял его потребность рвать и метать. «Боль от такой смерти…» Вместо этого он сильнее сжал его плечо рукой:
— Останься со мной, Джо.
Тяжело вздохнув, старик продолжил:
— На нем были следы ожогов, порезов и ушибов. Пыток. Квадратные узоры покрывали кожу.
— Прутья клетки, — прорычал Калум. От ярости зрачки козантира стали черными. — Это объясняет отказ печени.
— Они держали моего мальчика в клетке. — Слова вырывались из Торсона. — Они его пытали, морили голодом, — он застонал, — клетка, козантир, клетка…
— Они заплатят, — тихо сказал Калум. — Лахлан был заперт, когда они нашли его?
Торсон вздрогнул, уставившись в пол, и Алек понял, этот мужчина больше вынести не сможет. Ему требовался лес: чтобы почувствовать деревья, траву и запах свободы, быть окруженным любовью Матери.
— Тайнан считает, что Лахлан сбежал, — сказал Джо. — Только было слишком поздно. Человек обнаружил моего мальчика и женщину на пороге своего дома, впустил их, а затем позвонил 911.
— Ясно.
— Когда полиция и скорая приехали, Лахлан был мертв. Женщина сбежала через заднюю дверь.
— Черт, — пробормотал Алек.
Наконец Торсон посмотрел на своего лидера. Старик знал Калума и Алека, еще когда они тайком читали комиксы в его магазине, но он не показывал, что помнит об этом. Сейчас он был очень близок к превращению и, вероятно, видел только черные глаза и ауру власти.
— Козантир, пожалуйста. Мне нужно.
— Мы справимся, Джо, — сказал Калум. — Выпусти свою скорбь на горе. Алек отправляйся с ним.
Когда Торсон направлялся к выходу, к нему тянулись и заботливо поглаживали руки, выражая общую печаль и поддержку.
Алек словно ребенка привел его в прохладную тихую пещеру. Не говоря ни слова, они разделись, и Алек взял мужчину за руку, так как Торсон замешкался. Затем Алек призвал волшебство. Его тело пошло рябью, разум опускался в инстинкты животного, как камень на дно. Существует только настоящее, а горе от потери ребенка погребено глубоко, под волной запахов и звуков.
