Битва за прописку продолжалась два года. И шла однообразно-страшновато.
Москва: чтоб в двадцать четыре часа вас тут и ноги их не было! В Ленинграде к матери Гали,.у которой неделю прожили, милицейские фуражки нагрянули заполночь. и - все! -Вон из города-героя...
Счастье, дозволили здесь сынка оставить.
В Петрозаводске у дяди - пограничная зона. "Как попали, к кому собрались?"
Это Леонид переносил спокойно. Привык. А вот от того, что московский дружок, в одной команде играли, а ныне - профсоюзный босс, депутат, его не принял, зубами скрипел.
Помыкались-помыкались, и, хотя Галя готова была ехать с Леонидом хоть к черту на рога, Леонид сказал себе, что не имеет он права калечить жизнь любимой. Как-то после большого выигрыша в карты притащил домой полный рюкзак денег, оставил ей все, что выиграл, и записку: "Не ищи" -и исчез. .. А вот как все обернулось...
Проснулся Леонид, схватил Галю на руки, закружился с ней по высокому, в солнечных лучах, двухкомнатному номеру-люксу и - вдруг во весь голос памятное, закружившее ей голову:
"Если б милые девицы так могли летать как птицы..." - Оба захохотали, возбужденные, счастливые. Полистали на радостях стишата, которые гуляли в российском самиздате, давно.
...Сочинены таким же зеком-бедолагой, как ты, - сказала Галя, - а вышли там только что. Захватила вместе с томиками Гоголя.
Стали читать вслух. Леониду больше всего понравилось такое четверостишие:
- "В объятьях водки и режима
лежит Россия недвижимо,
и только жид, хотя дрожит,
но по веревочке бежит..."
У Гали самыми любимыми были другие, и целых два. Она декламировала их по памяти с виноватой улыбкой:
- "Возраст одолев, гляжу я сверху:
все - мираж, иллюзия, химера;
жизнь моя - возведенная церковь,
из которой выветрилась вера."
- А вот, - сказала, - финал российского феминизма:
"Ключ к женщине - восторг и фимиам,
ей больше ничего от нас не надо,
и стоит нам упасть к ее ногам,
как женщина, вздохнув, ложится рядом."
Читали, веселясь, пока не стало садиться солнце. Побежали - океану.
Здесь, на белых топчанах, и произошел решающий разговор.
- Ленчик, родной мой, чего ты как заведенная пружина. Расслабься, наконец... Коль ты и дочек моих берешь, как своих, буду с тобой до гроба. Но... при одном условии: ты расстаешься со всеми своими криминальными дружками.
- Леня поклялся машинально: - Все! Завязал!
Глаза у Галчонка стали печальными, почувствовала: брешет ее любимый Ленечка как сивый мерин.
