Все ощущалось чертовски хорошо.
Мой член был плотно прижат к ее животу, пульсируя от нужды, желая оказаться глубоко внутри женщины, дрожащей в моих руках.
Пока мы целовались, я двигался кругами и наткнулся, в конце концов, на выступ, к которому прижал Пайпер. Оторвавшись от ее рта, провел поцелуями вдоль челюсти, пока не подобрался к нежной раковине ее уха. Вобрав миниатюрную мочку в рот, лизал нежную, как у ребенка, кожу.
Каждый сантиметр этой девушки был восхитителен.
И я хотел, чтобы каждый сантиметр был моим.
Пайпер издавала какие-то звуки, глотая воздух между гортанными стонами и шепотами. В моей голове они превращались в биты, и я чувствовал, как музыка принимает форму, подымаясь и опадая. Я редко придумывал слова для песен, но сейчас был способен и на такое.
Я нащупал сквозь мокрый клубок ее волос застежку лифчика, легко расстегнул и стянул лямки с плеч. Взяв идеальные холмики в свои ладони, поиграл ее сосками большими пальцами — она издала стон, от которого мой член дрогнул. Ее бедра вращались и прижимались ко мне.
Только сильное чувство самосохранения спасло меня от проскальзывания моего дружка между ее бедер ради траха в бассейне. Еще никогда я так сильно никого не хотел, даже Пайпер.
Шесть лет назад я не понимал ее уникальности. Она — светлячок среди комаров.
Я застонал, углубляя наш поцелуй и сжимая объятия. Боролся с воспоминаниями, сентиментальностью, навязчивыми эмоциями.
Что бы это ни было, оно не продлится. Оно не может длиться вечно. Пайпер заслужила хорошего парня, и уж точно я не был таким. В моих силах дать ей отличную ночь, может быть, больше, чем одну. Могу порадовать ее обалденным оргазмом, множественным оргазмом. Но я не могу дать ей будущее. Не то что с «долго и счастливо».
Мне нужен был презерватив. Сейчас же.
В последний раз облизнув ее грудь, я оттащил нас до ступенек и вынес ее из воды, шикнув в протесте на то, что могло стать еще одним поцелуем. Набрав код в панели у боковой двери, я вошел внутрь и направился прямо к своей спальне.
Аккуратно положив Пайпер на середину матраса, я отступил, чтобы полюбоваться, как лунный свет проникал через окна и освещал ее фарфоровую кожу. Она была похожа на скульптуру, вырезанную одним из великих мастеров. Возможно, Роденом. Кем-то, кто разбирался в женских формах. Человеком, который видел красоту в изгибах и впадинах.
Пайпер приподнялась на локтях и посмотрела на меня вопрошающими глазами.
— Что?
— Разве мужчина не может взглянуть на подарок, который только что развернул?
