Юность Барона. [3 книги] | страница 39

Пришлось заняться раскопками в постели. В том числе осторожно пошарить под горячим женским телом.

— А? Что? — не открывая глаз, пробурчала потревоженная Люба.

— "Светильник ночи сгорел дотла. В горах родился день"[18].

— Кто угорел?

— Никто, спи.

Трусы нашлись. Отчего-то под подушкой, но главное — сыскались, и Барон принялся одеваться.

— Ты чего в такую рань вскочил?

— Мне в город нужно. Хочу на семичасовую электричку успеть.

— И я с тобой! — встрепенулась Люба и с немалым усилием приподнялась, демонстрируя завораживающую белизной и бесстыдством полную грудь.

— Да спи ты, спи.

— Ага. Ты уедешь, а мне весь день с ЭТИМИ кантоваться? Не хочу, надоели.

— Как знаешь, — пожал плечами Барон.

— Подождешь пять минут? Я хоть немного себя в порядок приведу?

— Ну если действительно пять… Собирайся, я тебя во дворе обожду.

Барон покинул альков, по скрипучей лесенке спустился на первый этаж и прошел через горницу, где всего пару-тройку часов назад бушевала безудержная гульба.

На неубранном столе громоздились грязная посуда, пустые и полупустые бутылки, консервные банки с разбухшими хабариками внутри, разномастные пищевые остатки и огрызки. На топчане, под аляповатой картиной, изображающей не то взятие снежного городка, не то гибель Помпеи, густо похрапывал Хрящ. А из-за занавески, разделяющей горницу и спаленку Райки, доносились всхлипы скрипящих пружин и слабое прерывистое покряхтывание, свойственные процессу совокупления.

Но едва Барон толкнул входную дверь и сделал шаг за порог, как мир мгновенно преобразился. И в лучшую сторону…

Дача выгодно располагалась на самом отшибе поселка, и сразу за ней начинался сосновый, источающий сладкий аромат хвои лес. Немного правее и много вдали, над не проснувшимся пока озером, рассеивался туман, сквозь который робко, несмело пробивались первые солнечные лучи. В нарушаемой лишь птичьими пересудами тишине была разлита такая целительная благодать, что Барон сразу и практически полностью протрезвел.

Он неспешно подошел к колонке, запустив мощную струю, много и жадно напился, а затем с наслаждением сунул в воду рано начавшую седеть стриженую голову.

Из будки лениво выбрался давешний цепной страж порядка. Смачно зевнул, шумно почесался и вопросительно уставился на Барона.

Дескать: какого лешего ты тут, с утра пораньше, шоркаешься?

— Что, Матрос? Всё срок мотаешь? — поинтересовался в ответ Барон и, заметив, что собачья шлёмка пуста, плеснул в нее свежей водички.