Юность Барона. [3 книги] | страница 19



— И что за секрет?

— А секрет заключается в том, что вечно у нас беда приходит "откуда не ждали". И пока не "засверкали огненные взрывы", пока Красная армия очухивается, готовясь перейти в наступление, всякий раз немало будет положено таких вот необученных "мальчишей". Именно они, что тот Ганс Бинкер, своими телами станут затыкать дыры в очередной прохудившейся плотине.

— Что за Ганс? Небось фашист?

— Ты, Евгений батькович, вообще, как, книжки в детстве читал?

— Конечно.

— А "Серебряные коньки"?

— Да я как-то больше по Нату Пинкертону ударял.

— Оно и видно. А возвращаясь к тому, с чего начали, сиречь к войне и готовности к ней, дай бог, чтобы у нас в запасе имелся хотя бы годик. А лучше два. Иначе — швах.

— Почему это швах? — снова возмутился, и снова абсолютно искренне Самарин. — Мы еще покажем Гитлеру, где раки зимуют. Я давеча читал в "Правде" доклад товарища…

— Угу, — хмуро перебил его Гиль. — Одному тут о прошлом годе уже попробовали. Показать. Хотели-то раков, а показали — сраку.

Заглянувшая на кухню на последней фразе Елена, реагируя на "сраку", неодобрительно покачала головой, однако замечания делать не стала. Молча сгрузила на поднос чашки и, восстанавливая мужской тет-а-тет, поспешила ретироваться. От греха.

— Вы это о чем сейчас, Степан Казимирыч?

— Это я сейчас о ком. О Маннергейме. К слову, довелось мне однажды видеть сего господина — вот буквально как вас.

— Да вы что? — поразился Володя. — Как? При каких обстоятельствах?

— Было это в тысяча девятьсот… если память не изменяет… двенадцатом году. Я в ту пору в императорском гараже шофером служил. И Маннергейм аккурат в мою смену в Зимний приезжал. Удостоился аудиенции у великого князя Николая Николаевича за успешное проведение летних маневров под Ивангородом. Полк Густава был единственным, не получившим тогда ни единого штрафного очка.

— А мы с частями Маннергейма в марте пятнадцатого разминулись, — негромко заговорил "молчальник" Всеволод. — Наша 37-я пехотная тогда в Залещики вступила.

— Это где ж такие?

— Северная Буковина, под Черновцами. А Маннергейм со своими кавалеристами накануне как раз оттуда на форсирование Днестра выдвинулся. В этих самых, будь они неладны, Залещиках меня в первый раз и ранило.

— Это тогда тебя? — Степан Казимирович хмуро покосился на пустой левый рукав Алексеева.

— Нет. Руку мне отшрапнелили в самом конце 1916-го. Буквально за неделю до Рождества. Словил подарочек.


На кухне снова подвисла тишина. На сей раз уважительная.