Гертруда Мамоновна: ведьмы рулят! | страница 29

– Герти, когда ты мне нужна, тебя прям не до глядеться, – заявила я, плюхаясь на свое место.

– Вспомнила? А я специально оставила тебя с ними наедине. Ну как? Твоя любовь к этому павлину все еще жива? – Герти повернулась в сторону Кыси и продолжила, – Ты видела, как она весь концерт проревела? Так и хотелось ей врезать. Ты неизлечима, – резюмировала свою тираду моя сестра и с жутким укором во взгляде ткнула пальцем в вазы на столах, которые так и остались стоять совершенно пустыми.

– Они сами отняли у меня веточки, – обиделась я и отвернулась к окну.

Самый глубинный и манящий взгляд на свете из-за стекла смотрел прямо мне в глаза. Сердце куда-то исчезло, весь мир вокруг замер, ни единого звука не долетало до моих ушей. Все остановилось. Казалось, оконное стекло плавится и стекает к его ногам, будто вулканическая лава, а он позволяет ей припасть к нему словно Богу и молить о прощении за то, чего пока не свершилось. Может мне показалось, может нет, но по ту сторону окна его губы разомкнулись, и я услышала: «Пойдем».

– Герти, я на минутку. Подышать, – сказала я.

– Возьми пальто, там холодно, – ответила сестра мне вслед.

Весь город стоял у причала и наблюдал, как невероятной красоты корабль, тот самый, с флагом, под названием «Мечта» уплывает за горизонт.

– Как я не сообразил, что они чинят свою посудину в бухте. Прости, Гертруда Мамоновна, упустил, – вздыхал Зоркий Ворон.

– Я не заметила, что он очнулся. Неужели пират все это время притворялся. Герти, он же ее украл, – бормотала Кыся.

– Что же мы будем делать? Надо бы полететь вслед, Герти, – предложила Кики.

– Поздно, они уже вне наших границ. Все это ты Эсме, со своим Котей. – возмутилась Герти, обращаясь к сестре с мужем, которые тоже вместе со всеми всю ночь искали Марусю. – Если бы не ваша тупая вечеринка, и твой, кстати, Саныч, Дед Мороз, ничего бы не случилось. Что я скажу Ба? – Герти смотрела вслед идущему на всех парусах судну и думала о том, как же ей жить дальше, без Маруси.

Один лишь Саныч, похлопывал карман, в котором, вчетверо сложенным, лежал листок бумаги с накануне прибывшим от приятеля новым факсом, тихо улыбался в свои пушистые усы и приговаривал:

– Эх, Маруська, а помниться обещалась мне первому рассказать о своем женишке.