Виляю хвостом, нежусь под руками Маленькой с Тряпкой. Все хорошо… Еще один день!
Идем по городу людей, отгоняю железные коробки.
А мои притихли. Смотрят виновато.
Я понимаю…
Место, где стоят поезда, объявилось слишком быстро. Греясь на каменных ступенях, я лениво любуюсь моими людьми. Они будут жить.
— Ближайший поезд только через шесть дней! — возмущается Второй. Остальные молчат.
Хранитель сделал, что обещал. И завтра он придет за силой. Но это будет только завтра…
— Есть выход, — неожиданно говорит Странная Шапка. — До Лодейного Поля, а оттуда на собаках! Поезд в семнадцать часов.
— Пробуем, — соглашается Второй.
Как же так? Хранитель же обещал…
— Я не могу перепилить рельсы! — а вот и он. Сидит рядом, смотрит на Первую, задумчиво кусает губы.
— Они не должны уехать сегодня!
— Не удержим. Я большего сделать не могу!
— Что же делать? — скулю я.
— Не знаю.
Молчим.
— У нас есть место, где живут одинокие хранители… — говорит он.
— И что?
— Там хорошо…
Я смотрю на то, как Большой позирует перед Первой сжимающей в руках какую-то штуку. Вспышка. Смех.
— Уже хорошо не будет.
— Может, и не погибнут? Я отменил два поезда, на которых они должны были уехать. Этот не могу. Но он им не подходил!
— Другие знают…
— От судьбы не уйдешь…
С обреченностью жду этой минуты. И, наконец, она наступает. Люди берут свои мешки и молча заходят в большой дом. Каждый гладит меня на прощание и старается не смотреть в глаза. Скулю. Не могу… Я хочу с ними!
— Прощай, лосепес, — говорит Большой.
— Прощай, — шмыгает носом Маленькая с Тряпкой.
— Прощай, — прячет глаза Волосатый.
Последним уходит Второй, он закрывает передо мною дверь. Скулю, царапаюсь, пытаюсь открыть… Не могу!
— Ушли, — хранитель рядом.
Сажусь на каменную землю и с надеждой смотрю на дверь. Вдруг вернутся? Передумают?! Возьмут меня с… с… с собой?..
Никого нет…
— Пошли отсюда, — говорит Хранитель.
— Нет, — огрызаюсь. Понимаю, не надо, но не могу иначе…
Скулю…
Хранитель молча стоит рядом.
— Я не уберег их…, - горько говорю ему.
— Не твоя вина. Судьба…
— Не верю. Они хорошие. Так не должно быть.
— Люди все хорошие… Но все умирают.
Я задираю голову к небу и вою. Пронзительно, стараясь заглушить всю свою боль.
— Потише! — одергивает меня хранитель. Люди вокруг отшатываются, смотрят испуганно.
А я вою…
И вою…
И вою…
А потом из дома выходит Большой…
* * *
— Псину свою уберите! — ругается бабка, испуганно убирая сумки с прохода. — Блохастая, небось!
— Не, она просто бешеная, — лениво говорит Илюха-Громкий. — Верно, лосепес.
