- М-м-м! – застонала девочка, изгибаясь и приподнимая бедра.
И в голове что-то щелкнуло. Вырвало с корнем последние крохи рассудка, обнажая раздиравшую на части животную похоть. Она была слишком узкой. Такой тесной, что пухлые складки втягивались на каждый толчок. И если бы внутри оказалось сухо, то он бы просто порвал ее, но маленькая лэрди уже текла, даруя возможность с трудом, но проникнуть внутрь.
- Шире ноги! – звонкий шлепок украсил нежную дольку розовым отпечатком. Ему вторил возбужденный стон, и ножки послушно разъехались, открывая ее всю до последнего дюйма.
Подхватив лэрди под бедра, Бьерн задвигался. Несколько глубоких выпадов, и комнату наполнили пошлые звуки. Тяжелое дыхание и шлепки плоти о плоть, тихие постанывания и скрип кровати. И, как последний сластолюбец, он во все глаза разглядывал самую невероятную и порочную картину. Вид собственного, блестевшего от влаги члена, рывками вспарывающего тесное лоно. И по венам бежал живой хмель, дурманя и превращая его в сгоравшего от похоти зверя.
Пальцы мяли гладкую кожу, оставляя на ней отпечатки, путались в золотом водопаде, дергая за прядки и заставляя девочку запрокидывать голову и прогибаться еще больше. Но чем яростнее он нападал, тем громче были ее стоны, а когда тесное лоно сжалось в первом спазме подступавшего удовольствия, перед глазами взорвались огненные вспышки.
- А-а-а! – ее крик отозвался в теле волной сладких судорог. Мышцы вокруг его плоти затрепетали, и почти болезненное наслаждение молнией пронзило тело.
Бьерн дернулся, выскальзывая из горячего шелка девичьего лона. Схватился за член, направляя в нужную сторону, и в несколько движений достиг разрядки. Позорно долгий стон вырвался из горла. Весь мокрый от пота и со сбитым дыханием, Бьерн вжался все еще твердой плотью между розовеющих долек, рассматривая жемчужно-белые капли, украсившие спину и ягодицы юной лэрди.
С тихим стоном удовольствия девочка дернулась, пытаясь лечь. Запрокинула руку, убирая с лица спутанные пряди, и возбуждение, которое подхлёстывало повторить случившееся, испарилось, оставляя на языке привкус горечи.
Четыре багровые отметины кольцом охватывали хрупкое плечо. След от его хватки, когда Аллелия приехала на стройку.
Видеть грязную метку собственной силы было настолько дико и неестественно, что он просто соскочил с кровати. А ведь клялся, что не уподобится собственному отцу! И пусть это не было следом от удара, и, скорее всего, кожа лэрди просто слишком нежна, но все же…
