Петера отпустило. Теперь он откровенно посмеивался. Правда, отворачивался к окну. Чтобы Анжелика не видела. Она серьезно? Или сумасшедшая? Или меня за дурака держит?
Пошли первые домики. До рынка — минут пять, не больше.
— Допустим, все так и есть, — прервав паузу, произнес Мужик. — Но мне-то что делать? Может, слазить в пещеру? Днем? Найти этого Инкарнатора и…
— И? — улыбнулась экономка. — Дальше что? Символы ты не прочтешь, бессметным не станешь, а проблем на свою голову наживешь.
— Я его в море выкину. Чтоб никто не нашел. Никогда… — сказал Петер и тут же пожалел.
Нет, если камень с душой, да зло в прислужниках, найдут быстро… Тьфу! Какое зло? Какая душа в камне?
— Вот что я тебе скажу, дорогой, — сказала экономка. — Случайностей нет. Зачем-то нас судьба собрала на этой вилле, а? Тебя, что не спишь по ночам. Алишера, мальчика о двух мозгах в черепушке. Меня. Элизу…
— И зачем? — с любопытством уставился на собеседницу Мужик.
— Пока не знаю, — ответила та. — Заметь, пока. Но сердцем чувствую, что скоро многое прояснится. Чего-то не хватает… Кого-то…
— Кого?
Они остановились на обочине. Отсюда начинались торговые ряды.
— Понятия не имею, — загадочно улыбнулась Анжелика. — Корзины-то не забыл? Идем?
Как стояли, так и сели. Точнее, сел. Варфоломей Варфоломеевич. Сполз на пол по стеночке.
— Ну, здравствуй, Тихон, — вздохнув, негромко произнес он. — Испить водицы, гляжу, захотелось? Пил бы себе на здоровье. Просят тебя, окаянный, нос совать куда не след?
— Аль беда, Ахрамей Ахрамеич, приключилась какая? Чего бранитесь почем зря?
— Да знаешь ли ты, что натворил-то, парень? — устало проговорил Растрелли.
— Откуда ж мне знать?
— Ящерку ты, олух, на волю выпустил. Ох, одно горе с тобою, Тишка…
— Да вы, Ахрамей Ахрамеич, что говорите? Какое горе? Ну, выпустил подлюку. Так ведь то не по своей же воле. Кто ж ведал, что она в этом камне живехонька? Полагал, она там замурованная издохла как тыщу лет.
Растрелли опустил глаза.
Нда… Чужая вина, а стыдно. Как теперь Олег Прокоповичу в глаза посмотреть? Ну, Тиша, друг сердешный. Доставил ты хлопот всем и каждому…
Если б зодчий все ж поднял голову, он бы увидел вокруг себя три улыбчивые физиономии. Два лица и одну морду. Али Шер тоже скалился. Причина на то была.
Волк стоял посреди комнаты, и под лапой его неистово трепыхалось нечто мерзкое. Пытаясь любой ценой вырваться, пусть и хвост красный оставить. Это нечто и вызвало довольную улыбку Мартынова. А за ним и остальные повеселели. Исключая не на шутку закручинившегося Растрелли.
