Удивительный хищник. И не белый он вроде. Седой что ли? Как сам Ирод.
— Ахрамеюшка, ты б тоже мясца-то откушал. Хлеб вон бери. А потом, как насытишься, почивать иди. Я тебе спаленку во втором этаже приготовил. Чувствовал, что с ночевой приедешь.
Что ж, от угощения отказываться грех. Да и в сон от Мартынова вина клонит. А может, с долгой дороги? Ай, есть ли разница?
Мясо было чудо как хорошо. Нежное, без лишних специй. И не слишком жирное. Хлеб тоже свеж.
Спальня же изумляла изысканным интерьером. Да, хороший контраст темной и не слишком уютной столовой.
Мартынов поднял рычаг, привернутый к стене медными болтами, и под сводом засверкала удивительная свеча, ярче которой архитектор за всю свою жизнь не видывал. Но вопросов задавать не стал, постеснялся. Решил резонно — если старик пожелает, сам все объяснит. В конце концов, не за тем Варфоломей Варфоломеевич приехал, чтобы просвещаться да удивляться всему подряд. Идет все как идет, ну и пускай себе. Хорошо, что Ирод хоть в его-то деле помочь согласился. А уж яркие свечи и белые волки — дело не первой важности.
Заснул быстро.
И сон ему впервые за последние недели приснился иной, чем ранее. С глубоким, должно быть смыслом.
* * *
Идет, значит, он по незнакомому лесу за седым волком к какому-то колодцу. Подходят, а там, в самом колодезе лесенка вниз ведет. Медная, зеленая вся от влаги да старости. Волк одними глазами архитектору вроде говорит — иди, мол. Чего встал? Ну, Растрелли на лесенку ступает и начинает вниз спускаться. А ступеням конца нет. Но светло здесь — со дна колодца словно солнце само зовет. Да еще и надсмехается.
Много ли времени прошло, но на том самом дне, наконец, очутился. А там камень давно знакомый — янтарь с красной ящеркой. Свет яркий от него и исходит. Ящерка вдруг молвит, прямо из камня:
— Зачем же ты ко мне, старый, Али Шера привел? Он счастие мое в горе обратит… — сказала так, а потом взмолилась: — Выпусти меня, Варфоломей Варфоломеевич! Я тебе такое богатство дам, какого на всей земле не сыскать. Выпусти, а? Не пожалеешь.
— Как же я тебя выпущу, ящерка? Ты ж в камне.
— А ты камень-то над головой подыми и брось. Чай не брильянт, кокнется. Ну, я и выпрыгну.
— Э, нет, хитрая, — отвечает Растрелли. — Ты мне сперва Тишу верни да награду дай обещанную.
— Тишу твоего я трогать не хотел. Он сам напросился. Попросится обратно — выпущу. Но другим он станет, не узнаешь ты его. Согласен так?
— Что ты молвишь, окаянная рептилия… Как же Тишу-то я не узнаю? Каким другим станет он?
