Это будет способствовать славному синхрону, сказал Сайнжа. Только зацените, какие шикарные клыки, сказал Сайнжа. Паукан проявил себя настоящим воином – сколько раз сумел ловко улизнуть из-под самого носа глупых и неповоротливых умансоо! – и следовательно, заслужил право на жизнь. А кто попробует его убить, будет иметь дело со мной.
Это стало решающим аргументом.
Озадаченная Фелиция не смогла уверенно классифицировать серо-желто-полосатое существо, предположив, что перед ними некая разновидность псевдоарахнидов, эндемик малоизученной Даркхаты. По настойчивому требованию Йонге незваного гостя подвергли санобработке и полному обеззараживанию. Йонге требовал запереть тварь в вольере, но Сайнжа щедро даровал Шмютцелю полную свободу шнырять по кораблю. На возражения напарников яут извлек из ножен любимый тесак и задумчиво проверил остроту кромки на когтях.
Паукан оказался мудр и лишний раз на глаза людям старался не попадаться. Более того, бывал полезен. Однажды Рудольф обнаружил в укромном уголке двигательного отсека склад его припасов – тщательно обмотанные паутиной тушки вездесущих крыс, этого древнего корабельного проклятия, и невесть как проникших на борт арлезианских паразитов-ушебти. Бортмех, конечно, Шмютцеля любовью нежной не полюбил, но при виде его начинал пространно рассуждать, что вот-де всякая тварь в природе нужна, даже такая срань господня, как эта.
Зато Сайнжу арахнид почитал за любимого хозяина. Разъезжал у яута на плече, прятался в каюте великого охотника и с его попущения обильно жрал любую сахарозу, до которой оказался большим любителем.
Разумеется, Шмютцель не мог устоять против запаха чокоатля.
Когда перед Джет на стол плюхнулся восьминогий корабельный захребетник и бочком заковылял к ее чашке, девочка отреагировала адекватно: заверещала и отшатнулась, свалившись со стула.
– Ёб!.. Сайнжа, сколько раз просили, следи за гаденышем! – заорал Йонге. – Убери его к едрёной матери!
– Он тоже хочет познакомиться, – объяснил яут. – Не маши руками и не издавай громких звуков, это пробуждает в нем агрессию.
Паукан добрался до источника соблазна и начал, алчно шелестя, выжирать остатки чокоатля из плошки. Завозился, яростно соскребая жвалами вкусняшку с гладких стенок.
От природы бледная, Джет вдруг пошла багровыми пятнами. Кашлянула, словно давясь, и тоненько засипела, беспомощно разевая рот, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ухватилась обеими руками за воротник худи, дергая с такой силой, что материя затрещала. Из покрасневших глаз брызнули слезы.
