Но даже варварские калечения транссексуальной операции оправданы квир теорией. Хороший пример квир \постмодернистского оправдания транссексуальности в статье академического квир журнала GLQ, автор Сюзан Страйкер. Он идентифицирует транссексуальность с квир политикой так: «Я хочу предположить в этом эссе, что трансгендерность на самом деле это нетрадиционная интерпретация квира». (Страйкер 1998: 149) Он лирически говорит о «поколении ученых» которое появляется, которые могут рассчитывать на «дикое изобилие гендеров, порожденных разрушением «женщины» и «мужчины», как архипелаг идентичностей, поднимающихся из моря: ФТМ, МТФ, еонист, инверт, андрогин, буч, фем, нелли, квин, третий пол, гермафродит, томбой, сисси, драг король, шимейл, хи-ши, бой-дайк, гёрлфаг, транссексуал, трансвестит, трансгендер, кросс-дрессер». (стр 148)
Он использует постструктуралистскую теорию, чтобы доказать радикальную и трансгрессивную природу транссексуальности. Поэтому он видит явление трансгендеров как появляющееся из, и являющееся свидетелем, «эпистемологического раскола между знаками и тем, что они обозначают». Они срывают и делают неестественным, то, что он называет «нормальной реальностью западного модерна», в частности идею, что гендер должен принадлежать определенному строению тела. «Явление транссексуальности» достигло «критической важности (и критического шика) в такой степени, что оно предоставляет место для борьбы с проблематичными отношениями между принципами перформативности и материальности, которые неизбежны, и бросают вызов стабильной репрезентации, в частности испытываемой телесными субъектами». (стр. 147) Это собрание постмодернистских \ квир жужжащих слов означает, что транссексуалы радикальны, потому что они создают хирургически гениталии на телах, которые в нормальном состоянии не имели бы их, и заставляют некоторых людей путаться в понятиях, что такое мужчина и женщина. Важно подняться из этого мутного и пышного языка, чтобы рассмотреть последствия включения в сердце квир политики практики, нацеленной на устранение гомосексуальности.
Гей освобождение и феминизм изменили концептуальную карту большинства тех, кто идентифицируется лесбиянкой или геем, до такой степени, что они скорее всего не считают свою гомосексуальность связанной с какой-либо проблемой с гендером. Мы не видим себя как неудавшимися мужчинами или женщинами. Но транссексуальность играет важную роль в ликвидации гомосексуальности. Это очень ясно видно в психологическом диагнозе «расстройство гендерной идентичности». После того как лесбийские и гей активистки достигли удаления гомосексуальности из списка метальных болезней в американском руководстве для диагностики и статистики в 1973 году, она была заменена в 1980 году, добавлением «расстройства гендерной идентичности» (РГИ). РГИ применяется к детям, которые ведут себя неправильно с точки зрения консервативной Америки, мальчики играют в куклы, девочки учатся чинить машины. ДСМ 4 указывает, что субъективный «дискомфорт» ребенка с диагнозом РГИ, может быть выведен из «отвращения к грубым и кувыркающимся играм и отказу от мужских стереотипных игрушек, игр и активностей» в мальчиках, и «отвращение к нормативной женской одежде» у девочек. (Минтер 1999: 10) Детей отводят в клиники гендерной идентичности, которые приносят деньги терапевткам, где их лечат от отвращения или используют другие методы изменить их поведение на более подобающее их полу. Большинство из них все равно вырастают гомосексуалами, и многие становятся бисексуалами в независимости от того, получили они лечение от РГИ или нет. Из текстов психологинь, которые управляют категорией РГИ, ясно что они стремятся искоренить гомосексуальность. Как сказал Лауренс Масс, «Американская психиатрия занимается долгим, скрытым процессом концептуализации гомосексуальности как психической болезни с другим именем – «расстройства гендерной идентичности в детстве»». (цитируется по Минтер 1999: 12)
