- Спасибо.
Оливия улыбается, а Дэвид молча кивает. Когда мы входим в гостиную, я наблюдаю за ней - за реакцией и эмоциями, играющими на ее лице. Как взлетают ее ресницы, когда она поднимает голову, разглядывая огромную хрустальную люстру и расписанную вручную золотую фреску на потолке. Уголки ее губ приподнимаются от удивления при виде мебели и мраморных полов - признаков роскоши. Повернувшись к стеклянной стене, с которой открывается захватывающий вид на мерцающий огнями город, Оливия охает. И похоть захлестывает меня, будто удар молнии. Она скользит к окну, разглядывая улицу. И эта картина чертовски прекрасна: бледные, обнаженные руки, струящиеся длинные черные волосы, ниспадающие чуть выше идеальной, упругой попки. Мне нравится, как она смотрится здесь, в моих комнатах, среди моих вещей.
Вид мне понравился бы еще больше, если бы на ней не было платья.
- Мы можем выйти наружу? - спрашивает Оливия.
Я киваю и открываю дверь на большой каменный балкон. Она выходит, и я следую за ней. Температура сегодня ниже, и снег, конечно, убрали. Взгляд Оливии скользит по вечнозеленым растениям в горшках, украшающим бежевую мягкую мебель, а отблески горящих светильников в углах бросают теплый оранжевый свет.
- Так это что, твой тюремный двор? - дразнит она.
- Совершенно верно. Меня выпускают подышать свежим воздухом и позаниматься спортом, но только если я буду хорошо себя вести.
- Не так уж и плохо.
Мы идем бок о бок вдоль стены, держась за руки. И я вспоминаю о своем первом светском мероприятии - я весь взвинчен и взволнован, и в то же время немного боюсь облажаться.
- Ну и каково это, - тихо спрашивает она, - когда все готово, и ты точно знаешь, чем будешь заниматься всю оставшуюся жизнь?
- У тебя же есть кофейня. Это не так уж и отличается.
- Да, но моей семье было нужно, чтобы я ею управляла. Это был не мой выбор.
Я фыркаю.
- И не мой тоже.
Она задумывается, потом спрашивает:
- Но ты волнуешься? Как говорил Симба: «Просто не могу дождаться, чтобы стать королем»?
- Симба был дураком. А учитывая, что звание короля будет означать, что моя бабушка мертва, «взволнован» - не то слово. - Я перехожу в режим интервью. - Но я с нетерпением жду выполнения своего права по рождению и правления Вэсско с честью, достоинством и милостью.
Оливия тянет меня за руку, чтобы мы остановились. Ее глаза скользят по моему лицу, губы изгибаются.
- Я называю это чушью.
- Что?
- Полной чушью. «Честь, достоинство и милость», - передразнивает она, подключая акцент. - Красивые слова, но они ничего не значат. Каково это на самом деле?
