Если бы вам сказали, что мир, каким вы его знаете - жизнь, какой вы ее знаете - закончится через пять месяцев, что бы вы сделали?
Конечно, постарались бы использовать оставшееся время по максимуму. Делали бы все, что хотели – имели всех, кого хотели - так долго, как это возможно. Пока время не истечет.
Ну... похоже, у меня все-таки есть план.
ГЛАВА 3
Оливия
Дни, меняющие вашу жизнь, почти никогда не случаются с обычными людьми. Я имею в виду, знаете ли вы кого-нибудь, кто бы выиграл в лотерею, кого в торговом центре обнаружил бы голливудский агент, кто унаследовал бы от давно потерянной, умершей двоюродной бабушки готовый к проживанию особняк без налогов? Я тоже.
Но дело вот в чем, когда для редких счастливчиков эти дни наступают, мы даже не узнаем их. Мы не знаем, что происходит что-то эпичное, грандиозное. Меняющее жизнь.
Только позже - после того, как все будет идеально или же все развалится - мы оглянемся назад, проследим наш путь и осознаем точный момент, разделивший нашу историю и наши сердца на две части - до и после.
В «после» меняются не только наши жизни. Меняемся мы сами. Навсегда.
Мне бы следовало это знать.
День, изменивший всю мою жизнь, был одним из таких. Из дерьмовых. У обычных людей их много.
Все начинается, когда я открываю глаза - на сорок минут позже, чем положено. Дурацкий будильник. Он должен был знать, что я имела в виду четыре утра. Кому, черт возьми, нужно просыпаться в четыре вечера? Никому, вот кому.
Мой день продолжает свой нисходящий виток, когда я надеваю единственную одежду, которую ношу в эти дни, свою рабочую одежду - белую блузку, выцветшую черную юбку, слегка порванные колготки - затем сворачиваю массу непослушных черных кудрей в пучок и иду в нашу мини-кухонку, все еще прикрыв глаза. Насыпаю себе чашку хлопьев из злаков с корицей - лучшего завтрака на свете, но когда поворачиваюсь, чтобы взять молоко, мои хлопья за три секунды поглощаются нашим дьявольским псом Боско.
- Ублюдок! – говорю я шепотом, потому что моей сестре и отцу не нужно вставать еще несколько часов.
Боско был бродягой, дворнягой, и выглядит он соответственно. Тело чихуахуа, широко расставленные глаза мопса и каштановая шерсть лысеющего ши-тцу. Он один из тех псов, кто так же уродлив, как и мил. Моя мама нашла его в переулке за нашей кофейней, когда он был еще щенком.
После завтрака, состоящего из яблока и тостов, хватаю розовый блестящий поводок Боско, купленный моей сестрой — будто у бедняжки и так недостаточно причин для комплексов — и защелкиваю его на ошейнике.
