— Реша, — мягко говорю я. — Кого ты больше боишься расстроить? Дом Крела или меня?
Длинный хвост капитана двигается вверх и вниз одним размытым розовым пятном. Это свойственно веронианцам, когда они в нерешительности. Они хуже всех скрывают свои эмоции. Он открывает рот, но не говорит ни слова.
— Вы позволите нам взойти на борт Лирии 4. И это не просьба, капитан.
— Да, господин.
Острые уши Реши опустились. Он несчастен, но у него нет выбора. Последний раз, когда я поймал его, капитан занимался контрабандными перевозками силериана. Помимо медицинского применения, некоторые кордолианцы использовали препарат как наркотик. После довольно жесткого разговора и конфискации его груза я отпустил капитана.
Веронианец был обязан мне, и он это знает.
— Неопознанное судно, боковой отсек будет открыт, чтобы принят вас. Готовьтесь к посадке и стыковке, — вздохнул капитан.
По крайней мере, у Реши хватает ума не спорить со мной. Я жду, пока откроется стыковочный отсек, и направляю наш корабль в гигантский воздушный шлюз.
Эбби взирает на меня расширенными глазами.
— Что? — Я поднимаю бровь, потому что мне не нравится этот взгляд. Это не должно меня беспокоить, но это так.
— Это самый подозрительный разговор, который я когда-либо слышала. — Она закатывает глаза, как понимаю, это проявление раздражения у человеческих женщин. — Ты всегда добиваешься своего, угрожая другим?
— Это эффективно. — Пожимаю плечами. Как ещё я должен заставить пронырливого веронского капитана сотрудничать? И каким образом это подозрительно? Все остальные веронцы знают, что я мог быть из дома Крела, чтобы осмотреть свой груз.
Я замедляюсь, снижая скорость и выравнивая маленький корабль. Посадочные опоры выпущены, и в шлюзе нагнетается воздух.
Веронианцы перемещаются по блестящему полу дока. Место ярко освещено, и я щурюсь, ожидая, пока глаза адаптируются к новым условиям.
Эбби смотрит вниз, и её глаза, теперь мягкого коричневого оттенка, расширяются.
— Кто эти маленькие розовые и фиолетовые существа?
— Веронианцы. — Поднимаюсь с кресла и протягиваю руку. — Идем.
— Это они делают те невероятные, тающие во рту вкусности?
Её голос звучит почти с благоговением. Не понимаю, что здесь такого захватывающего. Мысль о веронианской еде вызывает у меня тошноту. Она слишком густая, слишком сладкая. Как она может это есть?
Люди странные.
Эбби смотрит на мою руку, качает головой и встает самостоятельно.
Странно, однако.
Я беру плащ из меха сказажика и предлагаю ей. Женщина снова бросает этот взгляд, прежде чем неохотно его принять.
