...и могилой кому стала морская пучина.
Он глядит снизу вверх на обелиск, а я – снизу вверх на него.
Не очень-то ловко, когда столько лет за плечами, а росту не набрал. Но и обелиск, похоже, на Винса давит, потому что, хоть он и не поворачивается ко мне, я вижу его лицо – оно как у мальчишки, слегка оробевшего перед взрослым.
Примерно так же он держался тогда, когда хотел купить у меня двор и не знал, как я на это посмотрю. Все дядя Рэй да дядя Рэй.
Он щурится на белый камень – очки-то забыл. А галстук лучше бы ему надеть другой.
– Я вот думаю, Рэйси, – говорит он.
– Думаешь? – спрашиваю. – О чем?
– Джек не говорил тебе ничего насчет денег? – говорит он. – В смысле, когда был уже... Он ни о чем таком не упоминал?
По углам обелиска четыре каменных льва – они припали к земле, как перед прыжком.
– Это насчет каких денег? – говорю я.
– Да неважно, – говорит он, переминаясь с ноги на ногу. Голова у него поднята, смотрит прямо, но вид такой, как будто он чего-то просит. – Ну, скажем, насчет тысячи фунтов?
РипонСандаунТерск.
– Нет, – отвечаю, – ни о какой тысяче он не говорил. Он смотрит на меня – точнее, бросает украдкой один взгляд, потом снова отводит глаза. Солнце прячется за облаками, и белый камень тускнеет, ветер холодит нам шеи.
– Но ведь нам теперь заботиться об Эми, правда? – говорит он, словно стал главой семьи. – Чтобы у нее все было хорошо.
Я тогда был вряд ли выше того самого буфета. Никто не поверил бы, что через несколько лет Эми будет смотреть на меня снизу вверх.
Она сказала, что их сфотографировали, когда он был в армии, во время войны. Они сидят вдвоем на верблюде и смеются, Рэй впереди, Джек за ним. А было еще фото с одним Джеком – рубашка расстегнута, грудь голая, в зубах сигарета. Но я ей не поверил – не мог понять, при чем тут армия, если человек сидит на верблюде и смеется. И на другом снимке он тоже улыбался.
Я подумал: это не мой папка, не мой папка смеется.
И сказал ей: «Не похож он на солдата». А она ответила: «Потому я и люблю эту фотографию». И больше ничего не объяснила.
Она сказала, что это было в пустыне – они были в пустыне, и дядя Ленни тоже. Еще до того, как я родился.
Бананы у нас в вазе от дяди Ленни.
Чтобы пойти в армию, надо вырасти, вот как мне говорили. И еще была куча вещей, для которых надо сначала вырасти, как будто, пока не вырастешь, ты и умереть не можешь. А это неправда. Но армия и смерть были связаны – ведь чтобы умереть, надо быть храбрым, а солдаты храбрые.
