– Слушай, Бугор, а если он все равно ничего не видит и видеть не может, чего ты тогда решил прокатить его на «мерсе»?
Винс смотрит на дорогу перед собой.
Трава блестит под солнцем. Джеку этого не увидеть.
Вик говорит, медленно и мягко:
– Это ты хорошо придумал, Винс. Замечательно. Отличная машина.
– Да уж не мясной фургон, – говорит Винс.
Глаза у Джека закрыты, он вроде бы спит, и я думаю, не удрать ли мне потихоньку, смыться, и все, но если он не спит, он заметит, что я смылся, – может, он меня проверяет. Поэтому я говорю: «Джек?» – и он мигом открывает глаза.
Сегодня дежурит сестра по имени Келли, та, что мне нравится, черноволосая. Я думаю: а что, может, попробовать? Все ж таки исключительные обстоятельства. Что-то типа конца света. Как ты на это смотришь, сестричка, – удерем вместе? Ты да я.
«Эми сказала, ты меня звал, – говорю я. – Одного».
Сначала он ничего не говорит, потом отвечает: «Я сказал Эми, что хочу повидать Рэя. Сказал, пусть попросит Рэя зайти».
Он глядит на меня. Я говорю: «Это я, Джек. Винс». А то кто его знает, с этими лекарствами. И вообще.
«Я в своем уме», – говорит он. И не сводит с меня глаз.
Мне кажется, теперь он знает, по-настоящему знает. Похоже, он уже это переварил и свыкся с этим, свыкся, а это вам не шутка. Когда вам говорят, что все, финиш, а вы еще и близко не подошли, вы еще и не думали о финише.
Наверное, знает. Но я-то не знаю, каково это. Да и знать не хочу. Он говорит: «Я знаю, что ты это ты, Винс, а я это я. Махнемся?»
Я улыбаюсь, слегка глуповато.
«Поди-ка сюда, Винс, – говорит он. – Хочу у тебя кое-что спросить».
Вечер нынче паршивый – сыро, ветрено. За окном в конце палаты видно, как мотается морось. Но здесь-то, наверно, без разницы, что там снаружи, дождь или засуха, здесь нет смысла толковать о погоде.
Я мысленно вижу, как сестра Келли уходит со смены и ее платье вздувается на ветру.
«Подойди ко мне, Винс».
Я и без того недалеко, но все равно подвигаюсь ближе к кровати и наклоняюсь вперед. Его рука лежит на одеяле, пальцы полусогнуты, а выше, на запястье, где трубки входят в вену, – пластырь и все остальное. Я знаю, он хочет, чтобы я взял его за руку. Не так уж это трудно – взять его руку, но я чувствую, что, если возьму ее, он как бы поймает меня и никогда больше не отпустит.
«Я сказал Эми, что хочу побеседовать с Рэем, наедине», – говорит он.
«Это ты правильно, – говорю я. – Кореш все-таки».
«Рэй – кореш», – повторяет он.
И глядит на меня. Потом говорит: «Эми уже не понимает, что происходит, верно? Не соображает, что вокруг творится».
