- Наконец-то! - крикнул Феликс Борин. - Мы им сейчас покажем, а то, понимаешь, никаких нравственных устоев. Им бы все сломать, а во имя чего? да и мусор, обломки небось не захотят подбирать, илотов станут нанимать, чтоб в антисанитарии не погибнуть...
Лев Ильич взял стул и подсел поближе к тахте. Возле нее стоял журнальный столик, застланный газетой, на нем на тарелках крупными ломтями нарезана колбаса, ветчина, сыр, две открытые консервные банки, большой заварной чайник. Каким-то здесь нежилым духом пахнуло на Льва Ильича. "Где здесь-то?" Это ж твой дом, сам строил. Столик этот дурацкий - из журнала, наклоняешься над ним в три погибели, у кого-то перекупил... "Скатерти у нас, что ли, нет?" И колбаса, как в забегаловке... Ну еще бы, сам себя окоротил Лев Ильич, кабы блинов не налопался, и в голову бы не влетело...
- Поешь, - сказала Люба, устраиваясь напротив него, на тахте, - наверно, голодный?
- А действительно, во имя чего? - повторил Лев Ильич риторический вопрос Феликса Борина. Ему сразу ото всего от этого тоскливо стало, сколько уж про это говорено - вопросы, вопросы, хоть бы раз кто ответил... - Во имя чего ломать?
- Вот, вот, - обрадовался Феликс. - Я их целый вечер выспрашиваю - все финтят и отмахиваются - до основания, мол, а там поглядим.
- Ну а ты сам-то, что про это думаешь?
- Я?.. - сбился Феликс. - Я полагаю, здесь спешить не следует. Насочиняли рецептов и дозы распределили - кому по сколько капель, а явился смельчак, все рецепты - в печку и всем одно лекарство - клистир. Вот и бегаем по сю пору в лопухи, облегчаемся.
- Разоблачился наш Цицерон, - сказал Вадик Козицкий, - ловко ты его, Лев Ильич, осадил, чтоб не бахвалился.
- Пожалуйста. Вам все положительную программу нужно? - обозлился вдруг Феликс. - Подустали правдой питаться, крутенько для желудка...
- Что уж ты все насчет желудка, - веселился Вадик, - неудобно под ветчину!
- Ничего, слопаешь... И совсем я себе не противоречу. Одно дело, когда разоблачают ради разоблачения, так сказать, для улучшения обмена...
- Я говорю, он на этом заклинился! - хохотал Вадик.
- А ты дождешься, что тебе, и правда, клизму поставят - шут гороховый, злился Феликс. - Меня не собьешь... То одно. А другое, когда, пусть это ж, но совершается во имя справедливости.
- Вот-вот, - поддержал Лев Ильич, - давай насчет справедливости.
- Значит, как у нас создается литература, - начал свою речь Феликс Борин. - Поиздержался писатель, машину, квартиру купил, а тут дачный кооператив открывается - вот он стимул развития литературы! Значит, выправляет он себе командировку и отправляется на великую стройку. У нас все стройки великие, но выбирает погромче, скажем, гигантский автомобильный завод. Неважно, что там все липа, что до него давно уже вся эта липа в лучшем виде была бесконечно прославлена, то есть, ему можно бы и не ехать туда - все наперед известно: конфликты, сюжет - это он и дома сочинит. Но все-таки живые подробности река, живописности, чья-то могила, парочка аморальных дел в местном суде или в газетке... Два месяца он пьянствует в тамошней гостинице - проживает пять рублей в день командировочных, и возвращается с блокнотом, а в нем роман. Дальше я ставлю вопрос: кому тот роман нужен? Жене, которой он его посвятит, счастье с которой он никогда не забудет - как в эпитафии к роману будет стоять?.. Так ей не роман - ей деньги нужны...
