Отверзи ми двери | страница 72
- Я никогда вам такого не говорил, - Федя залился краской, даже лоб покраснел. - Охота вам меня сразу дураком представлять?
- А не сразу можно? - улыбнулся Костя.
- Ну, если заслуживаю, - у Феди глаза отвердели. - У меня с церковью сложные отношения - смахивают на провинциальный театр, а священники чаще такие любители, вот мне и хотелось увидеть не на сцене или за кулисами - в жизни.
- Вон какого привел! - сказала Маша. - Садись-ка, зритель, блинов наших отведай, только честно скажешь, любительские иль профессиональные. Вот как с блинами разберешься, тогда мы и о церкви поговорим.
- Садитесь, садитесь, - приглашала Дуся, - что вы на него напустились, человек первый раз пришел. Вы сначала закусите - грибочки, селедочка, а я сейчас вам горяченьких, у меня дожидаются в духовке.
- Спасибо, - румянец на щеках у Феди полыхал все ярче, - я не голодный.
- Да чего там, - сказала Маша, - мы все ныне сытые, достигли, а раз пришел, признавай наш устав. Так я говорю, отче?
Кирилл Сергеич всем налил, Дуся вошла, на блюде дышала еще такая же горка блинов, она ее утвердила посреди стола. Все еще раз выпили за именинницу.
- Рыжики, грузди... - угощала Дуся.
- А мне интересно, - сказал Кирилл Сергеич, - ваше заключение насчет провинциального актерства на чем основано, вы с чем-то сравниваете, или просто другого не знаете?
Федя не мог ответить, он только заправил блин в рот, да по совету хозяйки подтолкнул его туда рыжиком, у него даже слезы выступили на глазах. Он рассердился.
- Мне сравнивать не с чем, - получил он, наконец, возможность говорить, а что видел, в полном соответствии с тем, что только и может быть. А как же иначе? Я, скажем, прихожу сегодня в церковь, вчера на луну слетал, еще за день до того пересадил умирающему сердце от свеженького трупа, в кармане у меня транзистор - футбол передают из Мексики, а тут, в церкви, все как при царе-Горохе: те же свечки, тот же безголосый хор, язык, давно уж его никто не понимает, одеяния - от них, как в музее, нафталином пахнет, от тоски скулы воротит, десять убогих старушонок и мужичонка колченогий. А священник в этом своем допотопном азяме делает вид, что ничего за стенами не изменилось - то есть, ни луны, ни транзистора, ни современной медицины. Да еще старушонки-святоши за руки хватают...
- Чего ж они тебя сердешного схватили? - искренне изумилась Маша.
- Да кто их знает - не понравилось, что я руки назад сложил. Не нравится! Видно, еще до татар такое правило установили.