Мужчины переглянулись.
— Авария, — широкие плечи Севы опустились.
— Что?! — мой голос сорвался на крик.
— На железнодорожном переезде. Машину подтолкнули. Шлагбаум в щепки. Мазератти…
Словно это меня сейчас как шлагбаум разнесли в щепки, внутри все сжалось, а потом по телу, лишая сил, пронесся разряд боли.
— Мой брат… — чьи-то руки подхватили меня, не дав свалиться на пол. — Что с ним?
* * *
Мы с братом были разными. При разнице всего в два года, казалось, я старше лет на десять. Петя мог днями играть в компьютерные игры, а ночами зависать в ночных клубах. У него была сотня друзей и вечно разрывающийся телефон. Он в совершенстве освоил работу микроволновки, но даже банальный омлет на плите был для него невыполнимой задачей.
К автомобилям Петя тоже относился совсем не так как я. Его руки не сковывал ужас от потока машин на встречной, и сцепление с педалью газа он не перепутал бы никогда. Наверное, именно поэтому, когда Дима выставил брата с ключами от машины, я и не подумала броситься следом. Когда еще в его жизни будет Мазератти?
Сейчас, глядя на красный от крови асфальт, искореженный автомобиль, перед которым носились люди и сверкали проблесковые маячки полиции и скорой, я постоянно прокручивала в своей голове этот момент и все сильнее ненавидела себя.
Как я могла такое допустить?
Зачем вообще ввязалась в чужую войну?
Как так случилось, что сейчас, залитым кровью, висящим на волоске между жизнью и смертью на каталке увозили моего брата…
Каждая мысль как выстрел в висок. От боли даже заплакать не получалось.
Петя не должен был пострадать. Не его хотели отправить на тот свет, толкнув под поезд. Не он перешел дорогу тем, кому переходить не следовало.
Словно вторя моим догадкам, рядом переговаривались полицейские:
— Не верю я, что это обычное ДТП.
— Машина, которая его подтолкнула, скрылась, но номера у нас есть.
— Сомневаюсь, что ее удастся найти. Слишком грязно сработано. Скорее всего, тачка уже где-нибудь на дне реки или разобрана на запчасти.
— Вероятно…
— Этому Шеремету здорово подфартило, что дал покататься пацану.
— Да. В рубашке родился.
— Но мальчишку жалко. Позвоночник в двух местах, руки, ноги… Если и выкарабкается — инвалидом быть до конца жизни.
Не в состоянии больше это слушать, я заткнула уши и опустилась на колени. К Диме прикасаться не хотелось. От одного вида его протянутых рук выворачивало наизнанку. Счастливчик. Рожденный в рубашке. Целый и невредимый.
Я не знала, сколько времени просидела на холодной земле. Не знала, удалось ли по горячим следам найти машину, подтолкнувшую Петю. Я ничего не знала и не понимала. Все что у меня было — грязные комья обочины под руками и пульсирующий сгусток боли внутри.
