Выражение ее лица нужно было фотографировать. Даже Нина, когда я подарил ей обручальное кольцо с огромным бриллиантом, не смогла раскрыть глаза так широко.
— Дима, а супермен тебе случайно не брат? — в мгновение ока девчонка вынула из упаковки две тарелки и вилки.
Теперь это точно был конец. Первый в моей жизни романтический ужин на ковре перед камином летел псу под хвост. Нечеловеческий для мужика подвиг, а меня обломали на первом же пит-стопе.
— Скорее Джокер, — я уселся рядом. — Поверь, когда мы доберемся до финальной точки маршрута, ты поймешь почему.
Лика снова облизала губы. В этот раз, уверен, осознанно.
— Ради такой вкуснятины я готова пострадать.
С легкой руки одной шустрой пичуги торпеда Мазератти в мгновение ока превратилась в обеденный стол. Если бы машина могла чувствовать, сейчас у нее наверняка был бы шок.
— Если когда-нибудь мне надоест моя писанина, стану фуд-блогером, — последний раз жадно потянув носом аромат лазаньи, Лика ловко распилила ее пластиковым ножом на две части и разложила по тарелкам. — И обязательно начту ходить по ресторанам, чтобы пробовать такую вкуснотищу, а потом нормальным человеческим языком описывать, как мне было хорошо.
Смиренно ожидая, когда меня обслужат, я на миг представил, что "запасная" мечта девчонки сбылась. Оранжевые шорты и белоснежные накрахмаленные простыни. Удобные простенькие сандалии и дорогой мраморный пол. Открытый любопытный взгляд и способные просканировать до последней копейки глаза официантов.
Это было так же нелепо, как и то, что мы сейчас делали. Ресторан и заправка, лазанья от итальянского шеф-повара и пластиковые вилки — сочетание несочетаемого. Глюк матрицы. Как тридцати шести летний мужик, у которого, похоже, досрочно бахнул кризис среднего возраста, и молодая, бесшабашная девчонка, которая только-только начала распускаться.
— Дима, мне кажется, я начинаю в тебя влюбляться, — когда половина еды уже была в нас, Лика откинулась на спинку сиденья и блаженно закатила глаза.
— Только кажется? — я не удержался и, обхватив ее голову за затылок, притянул к себе. Глаза в глаза.
— Боюсь, Боржоми пить уже поздно, — она улыбнулась одним уголком губ. — Но ты не переживай. Ждать… лазанью каждый день я не стану. Мы, пичуги, сообразительные пташки.
Какая-то из этих фраз кольнула меня сильнее других. Признание или "не переживай" — так, с ходу, было не разобраться. Наверное все-таки вечер был слишком долгим. Работа, пустая квартира — серому веществу в черепушке пора было предоставить заслуженный отдых.
