Не позволяя хоть на минуту расслабиться, внутренний голос поспешил поправить: «Лика, очнись! Он не твой отец. Ему тридцать шесть, и он тот, чьему бизнесу здорово повредила твоя новая статья».
— Тебе хоть восемнадцать есть? — Шеремет устало потер глаза.
— Мне двадцать три, и я веду свой блог с шестнадцати.
— Что ж тебе в куклы не игралось? — бросил он скорее себе под нос, чем мне.
«Да мы еще и шовинисты!» — пронеслось в мозгу, но вслух я сказала:
— Ну уж извините!
Мой язык сегодня точно перешел на сторону врага. От голода и недосыпа инстинкт самосохранения устроил байкот. Ему даже было плевать, что еще пара реплик в таком духе, и меня прикопают прямо здесь! В вазонах для цветов. По кусочкам. И не будет никакой красивой похоронной одежды или хотя бы вымытых волос.
Вместо страха на душе стало грустно. С реакцией на стресс у меня выходила та же лажа, что и с реакцией на опасность. Может не так уж и плохо, что я почти никуда не хожу и веду затворнический образ жизни. С таким языком не дожила бы и до двадцати.
— Ладно, — шовинист царским взмахом руки приказал одному своему мордовороту выйти, а другому подойти к нему. — Наша акула пера сказала «извините». Значит, слово такое знает. Дадим ей шанс извиниться.
Гневно выстрелив в меня глазами, он извлек из кармана брюк пластиковую карточку.
— Раз ты у нас профессионал, то, стало быть, за честность, — протянул пластиковый прямоугольник мне. — Держи. Это мой ключ, он универсальный, открывает любые двери в автоцентре.
— И… — мой мозг не поспевал за мозгом местного бигбосса. — Зачем он мне?
На губах Шеремета мелькнула ухмылка. Вот только ничего хорошего она не предвещала.
— С сегодняшнего дня живешь здесь. Ходи, наблюдай, засовывай свой любопытный нос в любое место.
От неожиданности у меня отвисла челюсть.
— Сева, — больше не глядя в мою сторону, Шеремет обратился к помощнику, — мне дубликат принеси и позаботься, чтобы этой акуле нужные шмотки привезли.
— Стоп! Стоп! — я сорвалась с места. — Ау! Я что в плену? Вы с ума сошли? Центр города.
— «Ау» будет сидеть здесь, — Шеремет выстрелил в меня льдом своего взгляда, — и писать опровержение!
— Да вас посадят. Ни один адвокат не отмажет! Не девяностые!
— А вот и проверим.
На лице моего визави не было ни улыбки, ни даже ухмылки. Сплошная уверенность и полный самоконтроль.
Только тут до меня дошло, что он серьезно.
— Опровержение на правду? — было не смешно.
— Понаблюдаешь и сама разберешься.
— А если я откажусь?
