Спорить я не стала. Это было бесполезно и, к тому же, в одном мама была права — ошибаться больше не стоило.
Разговор с мамой стал толчком. Если раньше я еще надеялась, что мне простят травмы Пети, а в Вере перестанут видеть человека, из-за которого он пострадал, то теперь надежда угасла.
Тема был прав — давно следовало подыскивать себе отдельное жилье. Мне нужно было начать с чистого листа, а Вере… Это признать оказалось сложнее всего, но ей необходим был свой тыл. Сильный, надежный, состоящий не только из оторванной от родных матери.
* * *
Дима открыл дверь еще до того, как мы нажали на кнопку звонка. Без костюма и рубашки, в обычной майке и легких спортивных штанах на миг он показался мне незнакомцем. Такому можно было улыбнуться, спросить "как жизнь" или попросить чашку кофе. Но, стоило войти, оценивающий взгляд синих глаз прошелся скальпелем от макушки до пят, и все встало на свои места.
Когда-то мы уже согласовывали правила игры: не звонить, нее писать, не надеяться. Кажется, сейчас настало время вновь прописать условия и быстро начать учиться по ним жить.
— Я рад, что ты приняла правильное решение, — вкатив в просторный коридор мой чемодан, Дима подхватил Веру на руки и двинулся вглубь квартиры.
Ответное "я тоже на это надеюсь" так и осталось неуслышанным. Моя первая фраза в нашей новой жизни. До чертиков хотелось, чтобы это было тем самым "первым блином", который всегда комом.
— Назад пути нет, — на всякий случай подбодрила я себя и, совершенно не представляя, как буду здесь жить, двинулась следом на громкий мужской голос и звонкий детский смех.
* * *
Если бы жизнь можно было представить как картину, моя оказалась бы похожа на полотно сумасшедшего пуантилиста. Разноцветные точки на холсте — я и Дима — множились каждый прожитый миг, заполняли все новое и новое свободное пространство, но никогда не смешивались и даже не соприкасались.
Первая встреча в квартире оказалась знаковой. Через несколько минут Дима показал мне комнату для Веры, которую еще предстояло превратить в детскую, а после еще одну гостевую, дальнюю от спальни — для меня.
— Где находится моя комната, ты знаешь, — вкатил чемодан. — Если в списке «передников» наметится окошко, можешь заглянуть. Старый конь, говорят, борозды не портит.
С таким же успехом он мог плюнуть мне в лицо или предложить ночевать у него на коврике. Последнее даже было бы гуманнее. Но я смолчала. Мой внутренний кассир подбил эту обиду к уже скопившимся, проверил, хватает ли ресурсов на оплату счета за два года молчания, и вынес суровый приговор: "Пока рано".
