(ср.: Пс. 50, 7). «Есть, однако же, кончина без ужасов предсмертной борьбы: душа отходит мирно, конечно, не без смущения и телесных страданий. Это душа чистая, добрая, кроткая. Ясность, самосознание, чистота и тихость чувств, глубокая вера и преданность Богу, отличавшие ее при жизни, не оставляют ее и в час смерти; она владеет собою; внутренняя светлость ее рассеивает пред нею мрак и страх смертного пути, и, всецело вручая себя Богу, она с тихою покорностию отдается последним волнам житейского моря, прибивающим ее к берегам вечности»
37.
Такова смерть праведника, оставляющего эту жизнь с молитвою старца Симеона в сердце и устах; «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, с миром!»38
День смерти — торжество Святого!
Среди молчанья гробового
Призывный голос внемлет он,
И тих его последний сон.
Хранитель Ангел неизменный
Его закроет мутный взор:
Душа постигнет свой простор
И, как орел освобожденный,
Летит в пространстве голубом,
Чтоб там, в обители эфира,
Допеть перед благим Творцом
Начатый гимн в темнице мира.
Коль скоро неизбежно для каждого человека — оставить этот мир и перейти в другой, высший, то для каждого должно быть крайне желательно, чтобы сей переход в другой мир, называемый смертию, совершился как можно мирнее и безболезненнее. Тихая и непостыдная кончина есть такое благо, для достижения коего можно отказаться от многих удовольствий в жизни уже потому, что это будет благо, последнее в жизни, — в те минуты, когда всего нужнее мир и отрада. Но тот, кто работает греху и служит страстям, должен знать заранее, что если он не исправится, то сие благо для него потеряно, что под конец жизни, при разлуке души с телом, его ожидает не покой и услаждение, а скорбь и мука.
«Благость Божия спасительная, не оставляющая человека до самых последних пределов его бытия земного, готова и в сем случае посетить грешника и, большею частию, является у одра его с знамением искупления и с чашею завета. Но, увы, сие утешительное явление редко успокаивает, а — большею частию — смущает и пугает грешника среди его предсмертных страданий. Почему? Потому, что душа, окаменевшая в зле, неспособна бывает воспринимать в себя капель елея духовного. В самом деле, много ли людей, кои, проведши всю жизнь в грехах, могли бы в последние минуты вдруг обратиться совершенно и раскрыть всю душу и сердце свое для благодати покаяния, подобно покаявшемуся на кресте разбойнику? Ах, многие и на одре смертном остаются подобными другому разбойнику, который и на кресте продолжал свое ожесточение греховное»
