— Попробуй, — ответил старик.
«Ну держись, старый хрыч», — зло подумал парень и нанёс страшный удар, от которого наверняка бы повалилась и лошадь. Но кудесник неожиданно резко присел и резко выпрямился: Кистень, несколько раз перевернувшись в воздухе, больно ударился о землю.
— Вставай, не залёживайся, это ведь ты сам себя повалил, а я всего-навсего только нагнулся, — ласково и чуть с насмешкой сказал ему старик. — А теперь я ударю.
«Ну, от тебя-то я сумею увернуться», — подумал Кистень и... упал в третий раз. Старик, казалось, и не думал его бить: это был только тычок, неуловимый, без размаха, но Кистень со страшной болью в боку скорчился на траве. Ему показалось, будто кто-то необычайно сильный ударил его наотмашь железной гирей.
Ой, сынок, тебе нужно ещё учиться нашему ремеслу. А называется оно русским боем. Сейчас, поди, и у Димитрия его забыли, а мы помним и учим. Вот вы привыкли у себя в Новеграде — стенка на стенку, да со всего размаха. Но пока ты размахиваешься, я тебя раз пять ударю, да и уклонюсь раза два от твоих ударов. А то, куда ты хочешь меня ударить, у тебя на лице написано. Вот я и уклонился. Это искусство, — повторил он, — называется русским, или рукопашным боем, и учил ему небесный покровитель Перун — не Христос с его «возлюби ближнего, как самого себя». Князья, предав свою веру, предали и свою землю, ни во что не ставят русичей. А ворогам этого и нужно: чем больше русских князей стравятся между собой, тем лучше, тем слабее будет Русь. А бою русскому мы тебя поучим, будешь настоящим защитником Святой нашей Руси, — внезапно переменил разговор кудесник. — Всякое есть знание: одно ты должен ведать, а другое есть тайное. Но тайному знанию ты должен посвятить всю жизнь, стать одним из нас.
— Дедушка, научи меня русскому бою! — загорелся Кистень. — Я хочу отомстить за мать, отца, за Русь, чтобы не бездолила нас татарва!
— Верно мне подсказали боги: будешь ты Руси защитник, будешь ратиться[7] за неё, и смерть тебе от ворогов будет не писана! А погибнешь ты от брата своего единоутробного.
— Но у меня нет братьев! — удивился Кистень. — Значит, меня никто не убьёт?
Волхв ничего не ответил, замолчал: он не имел права посвящать в тайные подробности непосвящённого. Старик взял клятву с Александра, чтобы тот не применял приёмы русского боя без надобности, против безоружных мирных людей, против тех, кто не нападает.
Иногда к кудесникам приходили новгородские дружинники для заговоров на оружие. Тогда главный жрец Перуна несколько раз окунал меч или копьё, бросая при этом в бочку какую-то траву, и долго шептал. Кистень, прислуживающий при этом, не мог разобрать ни одного слова. Единственно, что запомнилось ему, так это имя Магура.
