— Кому ты веришь, — ласково улыбнулась на его упреки Мальцева, — вы просто все пацаны совсем дурашки, вы считаете, что выбираете себе пару, а по сути, вы никакой роли в этой борьбе не играете, всем давно занимаются женщины, вы просто те, кого отбирают либо для утех, либо для продолжения рода. Ты мне нужен и для первого, и для второго, я знаю, ты растерян, но есть еще время подумать. Что из того что у тебя ребенок, но ты мечешься, у тебя нет ясной цели, со мной все сразу устроится и твою Оленьку не забудем, я подожду, ты уже на грани, просто сам этого не понимаешь, будущее в твоих руках.
Такого цинизма из уст молоденькой девушки Игорь не предполагал услышать даже в кошмарном сне. И Смагин ушел от нее, ушел, чтобы когда-нибудь вновь вернуться.
Толя Карпов любил приезжать в управление раньше всех, даже раньше уборщицы Клавы, сорокалетней брюнетки, бывшей заведующей складом этой же базы по кличке «балерина». Так ее окрестили ночные охранники, что по утрам наблюдали за ее виртуозной работой с ведром и шваброй и поражались, почему такое «дарование» до сих пор еще не в сумасшедшем доме на улице Шепеткова на окраине Владивостока.
«Балерина» работала играючи, с детской улыбкой, на, всегда ярко накрашенных губах, напевая мотивы Штрауса и Дунаевского, изображая себя то «золушкой», то «Принцессой цирка». Ее странное поведение началось с тех пор, как Смагин однажды по указанию шефа провел инвентаризацию всех складов торговой базы. Самые большие, можно сказать миллионные, излишки, которые невозможно было скрыть, высветились как раз на импортном складе Клавы Черноморовой, любимице Анатолия Карпова и старого товарища по работе в торговой сети края. Генеральный быстро замял этот инцидент, позорящий его репутацию, как опытного руководителя, а Клава была переведена в уборщицы до «лучших времен».
Карпов держал странную незамужнюю женщину из принципа, он помнил, как его мама также вставала в пять часов утра и еще перед основной работой в школе, где она преподавала литературу и русский язык, успевала убрать несколько кабинетов и учительскую. Отец погиб в море. Его перешибло лопнувшим швартовым канатом, когда его траулер во время шторма отходил от плавбазы после сдачи рыбопродукции. В управлении тралового флота матери сказали, что отец на работе был пьян и потому страховка ему не положена. На похороны выделили какие-то копейки, словно хоронили не бывшего передовика производства, а сторожевую дворнягу. Вот тогда Толик поклялся себе, что больше никогда ни у кого не будет просить ни денег, ни помощи, заработает все сам, потом и кровью если понадобиться. Так оно в будущем и случилось.
