Кэп поднялся на мостик и огляделся. Все так знакомо в рулевой рубке. Он погладил штурвал и по спине пробежали мурашки, словно он прикоснулся к телу любимой женщины. «Ух ты черт, какой магнетизм царит в каждом изгибе контура шхуны и штурманский столик с грудой карт, и навигационные приборы, и гудящий гирокомпас все излучает незримую энергию, накопленную годами скитаний по океанам. Здесь его дом, потому как каждая мелочь, начиная от измерителя и параллельной линейки и кончая радиолокатором и новейшей, установленной в Пусане GPS навигации, мила его душе.
Ярко оранжевый диск солнца закатился за черту горизонта и капитан по привычке, а скорее всего, машинально, включил наружное палубное освещение, и его «краболов» вмиг засиял десятками стояночных огней, освещая часть новенького причала, наполовину погруженного в серую дымку приближающихся сумерек. В темноте на панелях высветились сигнальными огоньками индикаторы судовых приборов. Павел включил эхолот и с удовлетворением отметил, что под килем гораздо больше семи футов. Затем запустил рулевую машину и старенький японский радар «Furuno». Все вокруг загудело, запищало на свои голоса. На, мерцающем изумрудном экране локатора обозначилось побережье с причалами и светящимися точками стоящих на рейде судов. На мониторе электронной карты он включил определитель регистрации с названием судов и их данных, но кроме иностранных названий он ничего не нашел.
«Вот русские, все зашифровались под иностранные флаги, а ведь их сейчас в порту не менее десятка» — кэп хмыкнул и почесал стриженый затылок. «А ты сам, то же все под «удобный флаг» норовишь прогнуться, налоги не хочешь платить, ну и правильно, пусть эти парни в кремле определятся, что это за страна такая Россия, где управляют ставленники из Вашингтона и если уплатить все налоги, то по миру на завтра с сумой пойдешь. Потому и врем мы сами себе… ну да ладно» — он взял микрофон и позвал: «Машина мастику».
— На связи машина.
— Второй, Иваныч, ты что ли, а где стармех? — Павел тревожно взглянул на часы, фосфорные стрелки на циферблате его «Омеги» показывали половина девятого.
— Дед спрашиваю, где…?
— Отдыхает, Павел Тимофеевич, просил не тревожить до отхода.
— Машине четырехчасовая готовность, — голос капитана начал утрачивать либеральные нотки и это означала как для второго механика, так и для всего экипажа, что расслабуха закончилась. Но все по опыту знали, что отдых будет при выходе в открытое море, когда судно ляжет в дрейф и кэп собственноручно вручит каждому члену экипажа по паре бутылок виски, ящику баночного пива и пачку честно заработанного бабла. Ох уж этот сленг и красноречие глаголов и местоимений, выдернутых русскими людьми из нищенского словарного запаса криминальных одесситов и москалей.
