Гильгамеш забыл обо всем. В каждой искаженной трусливой, или свирепой ненавистью морде он видел лишенное жизни, погруженное во тьму лицо Намтара. Он побеждал его снова и снова, а обжигающе горячий топор, разбрасывая яркие изумрудные искры, не давал возможности остановиться, задуматься над тем, не безнадежное ли это дело.
Кур норовил сомкнуть свои телеса за спиной человека, сплести над его головой лапы и щупальца. Чувствуя это, Гильгамеш несколько раз менял направление движения, прорываясь из кольца, расчленяя нерасчленимое, оставляя истекать кровью оторванные друг от друга части тайного предводителя земных глубин.
Таких становилось все больше и больше. Ноги владыки Урука уже путались среди них. Топор обжигал руки, а дыхание стало бурным. Не хватало воздуха; зловоние Царя преисподней заставляло желудок Гильгамеша подкатывать к горлу. Сказывалась бессонная ночь; только отчаяние заставляло Большого раз за разом бросаться в бесформенный клубок драконьей плоти. Это был бой осы и льва. Оса, слишком маленькая, чтобы убить бесконечно огромного для нее соперника, оказалась чересчур стремительной для него. Лев же щелкал зубами, хлестал хвостом, бил лапами, но не успевал за ней. Они изматывали друг друга до тех пор, пока не остановились оба. Гильгамеш, не в силах уже поднять оружие над головой, держал его, прижав к груди. И жидкая, полупрозрачная кровь Кура текла по его животу, по красному лекарскому переднику, образуя у ног круглую лужицу. Подземный Царь, сведенный вечной судорогой утробной неразделенности, корчился, слепо распихивая останки своих тел. Но он больше не протискивался сквозь двери: там, в темноте дороги, проложенной Намтаром, угадывалась вторая половина его плоти.
Жизнь и недожизнь ждали, переводя дыхание, внимательно наблюдая друг за другом, готовясь к неожиданности, к подвоху, к удару исподтишка. Внезапно Гильгамеш рассмеялся, и от его смеха затихли глухие стенания драконьих голов:
— Кур, ты не похож на смерть. Намтар был страшнее. Когда я вижу тебя, меня мутит от отвращения — и только.
Кур молчал. Бесформенная груда тел застыла без движения. Казалось, взмахни Большой топором — и она рассыплется в прах. Однако Гильгамеш видел, что это иллюзия. Дракон оставался внимателен, но он переваривал услышанное, переводя речь человека в слова, чувства, желания, понятные всем сердцам, бившимся в его теле. Потом драконьи головы заголосили, и безобразное существо стало стягиваться во влажный ком. Щупальца, лапы, руки хватали отсеченные Гильгамешем части и тащили к себе, вминали в ставшую податливой как тесто плоть. Кур превращался в илистую груду земли, подобную тем, что поднимали со дна Евфрата земледельцы, собирающиеся удобрить поля. Только эта груда была живой. Она шевелилась, раскачивалась, как раскачивается человек, мучительно желающий что-то сказать, но не знающий как. Но продолжалось это недолго. Груда ила поднялась, вытянулась в гигантское подобие человеческой фигуры и шагнула к Гильгамешу.
