— И как же ты? — спросила Роза.
— Притворилась будто больна, и взяла к себе в постель Кейти, младшенькую, а Тому отдала ее кровать.
Он вроде бы и не имел ничего против, да только скоро я узнала, что он бегает за женщинами. Ну ясно, я этому мигом положила конец. А потом… что ты думаешь? Разрази меня господь, коли и Руфус не взялся за те же штучки. Что там у него было на душе — поди разбери! Изменял мне, понимаешь, зато какой смелый он был!
Роза лежала молча, выдергивая из земли травинки; по лицу ее блуждала кривая усмешка.
— Он рассказывал тебе об утопленнике? — спросила она наконец. Дина покачала головой. — Перед тем как приехать сюда, он был лесничим в Оксфордшире, там, где река течет лесом, и жил в плавучем домике, который стоял на якоре у берега. И вот какой-то важный господин утоп там неподалеку — несчастный случай, — и тела его никак не могли найти. Наконец родственники предложили тому, кто его найдет, награду — десять фунтов.
— Десять фунтов?!
— Да. Ну, все лодочники сказали, что тело не всплывет раньше, чем через неделю.
— Верно. Бывает и дольше.
— Так и вышло. И вот как-то раз, ночью, еще луна светила вовсю, подплыли к его домику какие-то люди на лодке и стали шарить вокруг, и он слышит, как они говорят: «Кроме как здесь, ему быть негде». А Руфус возьми и крикни в ответ: «Где же еще, как не здесь. Лежит вместе со мной в постели».
Дина рассмеялась.
— Да. А на следующий день он получил-таки эти десять фунтов, потому что он и вправду нашел тело и до поры до времени его спрятал.
— Ничегошеньки не боялся, — сказала Дина. — Самому черту дороги бы не уступил. А какой он был искусник, все умел делать, даже шить. Я ему, бывало, говорю: «Дай я залатаю тебе куртку», или что там было надо, так он ни за что не даст, все сам, своими руками. «Разве можно доверить женщинам свои вещи, — говорит, — они шьют так, что игла докрасна раскаляется, а от нитки дым идет». А какие он туфли из камыша плел!
— Да, — отозвалась Роза. — Он как-то сплел мне пару.
— Тебе? — вскричала Дина. — Да разве ты… ты была..?
Роза отвернулась.
— Все мы гроша ломаного не стоили для него, — тихо сказала она. — Что мы ему? Так, мякина, высевки.
Дина Локк лежала недвижно в глубоком раздумье; что ее томило — старое горе или свежая обида, Роза не знала и не стала выяснять. Обе затихли, ушли в себя, обе вспоминали сумасбродства прежних дней. Они дрожали от холода, но не вставали с земли. Ветер в лесу усилился, над желтым полем его хриплое дыхание переходило в протяжный стон, тяжелые клубящиеся тучи быстро неслись по бескрайнему свинцовому небу.
