стоит у руля, направляя ваши действия, в то время как ваша внутренняя идентичность (
«обо мне»), сжавшись на заднем плане, снова и снова проигрывает эти сценарии. Освободившись от вертиго после оформления развода, примирения с коллегой или воссоединения с родственниками, мы с удивлением обнаруживаем, как много времени прошло на самом деле83.
Искажение места. В состоянии вертиго эмоциональное поле взаимоотношений кажется тесным, сужается. Профессор и его жена наполнили эмоциональное пространство между собой гневом, отчаянием и одиночеством, добавляя еще и еще жалоб и недовольства, пока ситуация не стала невыносимой. Каков же был печальный итог? Полные ядовитой горечи слова женщины о том, что она уже не понимает, зачем вообще вышла замуж.
Вертиго — состояние ума, поэтому со стороны вызванное им поведение кажется иррациональным; зрители, не вовлеченные в конфликт, не способны оценить силу эмоций, которая подчиняет себе противоборствующие стороны. Мне приходилось работать в зонах военных действий, и я часто слышу от людей, незнакомых с жизнью в раздираемых противостоянием регионах, вопрос: «Неужели нельзя жить в мире друг с другом?» Но тот, кто попал в воронку эмоционального торнадо, просто не осознает, какая мощная сила им владеет. В этом парадокс вертиго: он искажает наше восприятие времени и пространства незаметно для нас самих.
Если вы вовлечетесь в эмоционально заряженный конфликт между другими людьми, то, скорее всего, бессознательно впитаете некоторые из их эмоций. Вас тоже захватит эмоциональный вихрь чужого вертиго. Представьте, какой груз несут на своих плечах дети, вынужденные жить в доме, где родители постоянно ссорятся. Или вообразите, какое давление испытывают посредники на переговорах, пытаясь сохранить спокойствие, когда оппоненты осыпают друг друга оскорблениями. Даже работая на международном уровне, легко заразиться эмоциями чужого вертиго. В 1990-х гг., во время войны в Югославии, я работал с сербскими, хорватскими и боснийскими беженцами в городке на окраине Сербии и быстро приспособился к витавшему в воздухе напряжению, вызванному вертиго. Моя мама, следившая за новостями о военном конфликте по телевизору, звонила мне из США и просила беречь себя. «Не волнуйся, мам, все в порядке», — успокаивал я. И правда верил в то, что говорил матери, не понимая очевидного: по сути, я до такой степени свыкся с напряжением, что перестал замечать его. Так было, пока я не закончил работу. Когда поезд, увозивший меня из Сербии в Будапешт, пересек границу, я вдруг почувствовал себя так, словно тяжкая ноша упала с моих плеч, а грудная клетка и руки освободились от напряжения. Мышцы расслабились, и на меня снизошел странный покой. Я осознал, что находился в пространстве, охваченном вертиго, и не отдавал себе отчета, как сильно оно действовало на меня, пока не покинул Сербию.
