Очень больно? – переспросил блондин и стал отряхивать мое голубое платье от песка.
Уберите от меня руки! – крикнула я. – Лучше бы за дорогой смотрели!
Парень тут же убрал руки от меня и стал оправдываться. Я все время отводила от него взгляд, смущаясь и в душе робея. Парень умолк и смотрел на меня в упор. Я гордо откинула волосы назад и обратилась к подруге:
Пойдем, Нинка. Со мной все в порядке!
Я взяла подругу за руку и не оглядываясь назад стала удаляться с места происшествия. Тело сильно болело от усталости, но я с ровной осанкой шагала по дорожке. Я чувствовала, что он смотрит мне вслед.
Ты это видела? – спросила она.
Что именно? Как меня чуть не убили?
Нет, не это. Парни... очень красивые, дикие какие-то.
Нина, о чем ты вообще думаешь? Обычная деревенщина, - воскликнула я, но мысленно согласилась с ней.
Неожиданно для нас мы выдвинулись в правильную сторону и довольно быстро нашли дорогу домой. Я знала, что сейчас мне перепадет от мамы за то, что я испачкала красивое голубое платье в рюшах. Папа привез мне его весной, и мама сказала, что это лучшее, что он когда-либо привозил мне.
Может, зайдешь к нам? Папа обработает твою рану, - предложила Нина.
Нет, спасибо. Мне домой пора, родители будут злиться.
Нинка подвела меня к калитке, чмокнула в щеку и попрощалась. Я закрыла за собой дверной засов и оказалась на территории нашей дачи. Иван рубил дрова, работая в поте лица. Он был тучный и высокий и папа говорил, что дури у него хватит, чтобы изрубить весь лес. Дарья поливала свой любимый огород, уделяя особое внимание любимым помидорам. Мама сидела на веранде и читала книгу, но увидев меня, громко ойкнула, заставив всех присутствующих посмотреть в мою сторону.
Зоя! Что с тобой? – Дарья бросилась ко мне первой, оставив включенным шланг для полива.
Она помогла мне сесть на веранде, тут же вынесла вату и зеленку, обработав мои раны. Спустя несколько минут, вокруг меня собралось все семейство, включая Ивана, маму и отца. Тот бросил свою работу в кабинете и выскочил на улицу. Мама горько всхлипывала, и причитала, что никогда больше не выпустит меня на улицу одну в мои шестнадцать лет. Папа все время трогал мой лоб и мерил давление, качая головой, словно я умираю.
Как это произошло? – спросила мама.
Я упала. Просто упала, содрав колени.
Я впервые соврала маме. С раннего детства она учила меня говорить правду и только правду, и я говорила ее. Горькую, иногда ужасную, но правду. Но именно сегодня мне вдруг захотелось впервые соврать им всем.
