). А что это слово “спасется”, отнюдь, не сказано въ хорошемъ смыслѣ, какъ это вы говорите, явствуетъ изъ того, что Апостолъ, убоявшись, чтобы кто такъ не подумалъ, присовокупилъ: “какъ бы изъ огня”, т. е. какъ бы полусгорѣвшій и почернѣвшій и совершенно несчастный, и затѣмъ съ силою заключаетъ: “Не вѣсте ли, яко храмъ Божій есте, и Духъ Божій живетъ въ васъ? Аще кто Божій храмъ растлитъ, растлитъ его Богъ”
>195); въ этомъ мѣстѣ онъ къ противоположному перевелъ понятіе, показывая, что то спасеніе изъ огня непосредственно связано съ погибелью. Итакъ, слово — не о малыхъ согрѣшеніяхъ и предметъ его не объ очищеніи, ибо нѣчто таковое онъ отнюдь не говорилъ, но — о тягчайшихъ и смертныхъ грѣхахъ, каковымъ и является блудодѣяніе; ибо онъ называетъ сіе растлѣніемъ храма Божія, т. е. — тѣла. Такимъ образомъ, мы не дѣлаемъ ничего неумѣстнаго, слѣдуя во всемъ только толкованію Златоуста; и нѣтъ ничего удивительнаго, затѣмъ, если нѣкоторые иные восприняли сказанное Апостоломъ въ различномъ пониманіи, ибо это обыкновеніе издревле наблюдается у Учителей въ отношеніи почти всѣхъ изреченій Писанія; и если то же изреченіе объясняется въ различныхъ пониманіяхъ, то, какъ было уже сказано нами раньше, не возможно — слѣдовать всѣмъ въ равной степени, но необходимо слѣдуетъ, что какое-нибудь изъ нихъ является болѣе авторитетнымъ, нежели прочія, и болѣе соотвѣтствуетъ предмету написаннаго; какое же это толкованіе (въ нашемъ случаѣ) и что оно говоритъ, — какъ судила сама Истина, было нами предъявлено.
23. I. Послѣ сего, желая возразить на наши доводы, которыхъ изъ числа многихъ, могущихъ быть приведенными нами, мы представили немного, — на первый нашъ доводъ, въ которомъ мы говоримъ, что — болѣе соотвѣтствуетъ благости Божіей малое добро не оставить безъ вниманія, нежели малый грѣхъ удостоить наказанія, — вы противопоставили, что малое добро не можетъ получить награду, если будетъ умерщвлено какимъ- нибудь смертнымъ грѣхомъ: ибо смертный грѣхъ умерщвляетъ преждесодѣланныя добрыя дѣла; но не такъ обстоитъ дѣло въ отношеніи противоположнаго понятія: ибо въ тѣхъ, которые умерли съ любовію, любовь сама по себѣ не можетъ отстранить малые грѣхи, но — только противоположный ей, смертный, грѣхъ, который лишаетъ жизни, въ то время какъ любовь ее даруетъ.
Но это-то весьма странно, если любовь, стирающая смертный грѣхъ, не можетъ этого же сдѣлать съ малыми грѣхами; это — то же, какъ если бы какой-нибудь чистильщикъ одежды сказалъ, что онъ можетъ вычистить пятна краски и несмываемую грязь, а маленькія и менѣе впитывающіяся въ одежду загрязненія, отнюдь, — не въ силахъ. Но если мы слышимъ, что Пророкъ говоритъ: “Аще совратится праведникъ отъ правды своея, вся правды его не помянутся”; то мы слышимъ также, что онъ говоритъ противоположное: “Въ тотъ день, когда нечестивецъ вздохнетъ, обратившись, жизнію поживетъ и не умретъ”
