.
Главным доходом причта оставалось по-прежнему требоисполнение. По словам Знаменского, «этот доход был, вероятно, современен введению в России христианской веры»[168]. По церковным канонам Таинства и обряды не могли служить предметом купли-продажи, поэтому деньги за их исполнение рассматривались как мера благодарности, точный размер которой никогда не устанавливался законодательно: каждый, кто хорошо знал местные обычаи, давал мзду согласно сложившейся традиции. В начале XX в. сам факт добровольности пожертвований и явился одной из причин ухудшения материального положения духовенства и его отношений с прихожанами. Священник не мог отказать прихожанину, тогда как тот мог благодарить по своему усмотрению. Духовенство болезненно осознало свое положение просителя.
Интересно дело 1909–1910 гг. о снятии с себя сана священником Воскресенской церкви села Кондратьева Коломенского уезда Алексия Златоустова, который оставил место своего служения и был запрещен в священстве. Сам он объяснял это «неимением жилища и квартиры», оторванностью от детей, лишенных матери. В сложившейся ситуации иерей просит о сложении сана, так как для пропитания себя и детей желает поступить на частную службу, хотя в душе был и остается священником и со священным саном расставаться не желал бы[169]. На все вразумления он отвечал: «Если епархиальное начальство даст мне место, я откажусь от мысли сложить сан, в противном случае я вынужден искать другое занятие»[170]. Практически для всех священнослужителей приход был единственным способом пропитания, и естественно, что материально они полностью зависели от своих прихожан. Материальное положение клириков зачастую оказывалось столь затруднительным, что вынуждало их искать дополнительный заработок, ради которого, помимо сельского хозяйства, клирики преподавали в школах, занимались письмоводительством в благочинных и волостных правлениях, клали печи, торговали, подрабатывали по найму у крестьян[171]. Такой расклад дел сказывался на их пастырском служении и наносил непоправимый урон их авторитету в глазах прихожан. Для крестьян священник, как правило, являлся исключительно исполнителем церковных треб и был необходим только для того, чтобы крестить, венчать, исповедовать, причащать, отпевать и служить молебны. Обрядность и формировала у крестьян, с одной стороны, благоговение, а с другой – презрение и насмешливое отношение к духовному чину: вне установленного круга треб пастыря можно было не уважать. Отсюда проистекали и финансовые взаимоотношения – священник для крестьян становился наемником: с ним договаривались о плате, как и в других житейских делах, с ним торговались, стремились, не считая зазорным, обмануть. К сожалению, и сами клирики часто рассматривали свое служение как ремесло и исключительный источник доходов. Священники, по словам епископа Енисейского Евфимия, «совершают требоисполнения, совершают Литургии, исповедуют прихожан, отправляют и иные пастырские обязанности, но делают это довольно часто без участия сердца, хладнокровно – так, как большинство чиновников относится к исполнению обязанностей, возложенных на них службой»
