Конспирология — криптополитэкономия капитализма как основа изучения западных элит | страница 11



К середине XIX в., по мере превращения капитализма в целостность, в систему-для-себя или, как сказали бы марксисты, в формацию, т. е. с обретением им адекватной ему материальной (вещественной) базы — индустриальных производительных сил, капитализм обретает прочный производственный фундамент. Но индустриальные производительные силы носят региональный характер, будучи сконцентрированы в зоне Северной Атлантики, тогда как производственные отношения носят мировой характер, вступая в противоречие с государственно-политическими формами и стремясь взломать их. Так противоречие между целостным мировым характером экономики и суммарно-мозаичным национальным характером государственно-политической организации обретает ещё одно измерение: мировые производственные отношения (и их персонификаторы) противостоят не мировым, а региональным производительным силам и не мировым же, а национальным государственно-политическим структурам — и их персонификаторам. В результате, во-первых, интересы государств оказываются, как правило, тесно связанными с таковыми промышленников, капиталов реальной, «физической», как сказал бы Л. Ларуш, экономики, а интересы финансистов объективно противостоят и тем и другим. Разумеется, реальность сложнее, для неё порой характерны различные выверты и комбинации, хитрые переплетения линий вероятности, обусловленные конъюнктурой, обстоятельствами — как историческими, так и семейно-личностными (это хорошо показали в своих романах О. Бальзак, Э. Золя и др.). И тем не менее названное выше базовое противоречие и способы (формы) его снятия остаются определяющим всю эволюцию, всю моторику капитализма. Но мы немного забежали вперед.

У крупной буржуазии, в какой бы стране она ни жила (особенно если это крупная страна), прежде всего у её финансового сегмента, всегда есть интересы, выходящие за национальные рамки, за пределы государственных границ — своих и чужих. И реализовать эти интересы можно, только нарушая законы — своего государства или чужих, а чаще и своего, и чужих одновременно. Причём речь идёт не о разовом нарушении, а о постоянном и систематическом, которое, следовательно, должно быть как-то оформлено. Ведь одно дело, когда капиталу противостоит слабая или даже не очень слабая политика в Азии, не говоря уже об Африке, — здесь достаточно силового варианта «дипломатии канонёрок». А как быть в мире равных или относительно равных: Великобритании, Франции, России, Австрии, со второй половины XIX в. — Германии, США? Это совсем другое дело. Здесь уже так просто не забалуешь, нужно не огнестрельное, а организационное оружие, которое оформило бы интересы капиталистических верхушек различных государств, сняло их противоречия с государством и стало бы выражением их целостных (вне- и наднациональных) и долгосрочных интересов.