Подражание Гомеру [based on a post-true story] | страница 32

Покрутившись с бока на бок на жесткой лавке, привычный к походной бездомности Багор нашел-таки удобное для сна положение и извлек из разгрузки книгу Д. Хедрика «Власть над народами». Зная, что командарм интеллектуальное развитие не поощряет, читал Багор всегда тайком. Он, впрочем, и не умнел от чтения, скорее, наоборот. Но осознание своей умственной ничтожности при столкновении с чужими глубокими мыслями приводило его в дикий восторг, какой бывает при заглядывании в пропасть. «Туземцы из многих племен любят войну ради собственно войны. И совсем не против того, чтобы их убивали», — прочитал он. И подумал: «Во как». Потом подумал, что бы еще подумать по поводу прочитанного, и подумал еще: «Во как». И уснул.

Наутро командарм не стал завтракать, сразу из бани укатил в штаб, чтобы не встретиться с Надой. Решил игнорировать ее, пока она не успокоится. Полагал, что и двух дней такой блокады ей не выдержать, сдастся, и все будет опять, как было, пока ему не надоест. А уж тогда и отпустить можно. Хотя… знает она много слишком, можно и не отпускать, а обратно в прачечную… там видно будет.

Нужно было наговорить речь. Закончив оперативное совещание, спустился из ситуационной комнаты в пресс-центр. Там в небольшой студии уже хлопотал Танцор, деловитые девушки сновали из угла в угол, роняя бумаги из фирменных армейских папок, скучающий оператор и его одноглазая камера незаинтересованно смотрели друг на друга.

— Где текст? — спросил Фреза. Девушки замерли, а оператор, наоборот, задвигался, изготавливаясь к съемке.

— Готов, готов, товарищ командарм, — подпрыгнул Бурелом, на ходу отбирая большой лист у одной из девушек и протягивая его Фрезе.

— Так, — зашевелил губами, читая полувслух, командарм. — Шурупы пять на тридцать полтора кило одна тысяча четыреста шесть рублей… что за пое…ень?!

Лист был скомкан и брошен Танцору в лицо. Тот поймал бумагу ртом и рукой, развернул и ужаснулся:

— Виноват, товарищ командарм. Виноват, это не то, это смета на ремонт пресс-волла. Ради бога, простите!

Он выхватил другой листок у другой девушки, взглянул на него мельком:

— Вот, вот текст вашего выступления!

Фреза взял бумагу и уселся за стол перед видеокамерой.

— Пока не снимай, — бросил он оператору и принялся вычитывать и править. Было видно, что недоволен, черкал и перечеркивал, читал и перечитывал, опять черкал. Бурелом, глядя, как терзают и уничтожают его произведение, в панике думал: «Он меня расстреляет когда-нибудь, точно расстреляет, не сегодня бы только». Сегодня вечером должны были выдавать персональный рацион питания, и Танцор с утра изнемогал и изнывал в предвкушении галет и особенно почему-то полюбившейся ему здесь говядины с горошком. Он от страха думать о смерти думал непрерывно о еде. Сам не ожидал, что его крупная, как ему казалось, личность, его щедро одаренная, пышная душа упростится и ужмется в суровых условиях до чистого скотства. И не победы он хотел, не крови жаждал и уже не славы даже, а поесть. В любом войске вообще всегда и во все времена более-менее голодно, то от неважного снабжения, то от хронического стресса. И всегда есть в его рядах особи, экстремально одержимые кормом, приблудные шелудивые псы войны, которым на войне вроде совсем не место, но которые непременно на всякой войне отчего-то заводятся в небольшом, но постоянном количестве, только и размышляющие сутками напролет, даже в атаку поднимаясь или прячась от обстрела, — а чего бы такого еще скушать.