не напрягая голосовых связок и не прибегая к жестким наказаниям.
На его уроках я почти не дышу, конечно, не потому что страшно, а оттого что интересно. Его речь – ясная, громкая, интонированная и динамичная, захватывает меня с первых минут урока. Его невозможно не слушать, ему невозможно не верить. Через пять минут я ловлю себя на том, что очень завидую этим детям, также увлеченно слушающим его. Они будут знать историю. Скорее всего она будет им интересна даже после того, как они сдадут экзамены и окончат школу.
В моем классе «исторички» менялись чаще, чем листва огромных тополей, что росли на нашем школьном дворе. Как-то у нас не ладилось с историей, а может, у самих учителей не ладилось с их предметом или с собственной жизнью… Наверное, потому и мы не могли понять историю, зажечься ею. Лишь в выпускном классе на последние полгода пришел наконец учитель, в которого мы все сразу почти влюбились, несмотря на его преклонный возраст. Влюбились в его редкую по тем временам интеллигентность, образованность, увлеченность и способность уважать нас, что бы мы ни демонстрировали в своем постподростковом «угаре». Но полгода – разве это срок, чтобы узнать историю и полюбить ее, забыв годы, прожитые в пренебрежении к одному из самых интересных школьных предметов?..
И вот теперь, спустя много лет, я сижу на чужом уроке и завидую детям, у которых есть Учитель истории. Учитель, способный увлечь любого, кто попадает под силу его профессионального обаяния, кто чувствует глубину его личности и неподдельный интерес ко всему, что связано с историей (как с жизнью вообще и как с предметом в частности). Он вовлекает каждого, давая возможность обдумать, сформулировать и выразить свою мысль. Он строг, но дети прощают ему любую строгую оценку, потому что в глубине души понимают, что она справедлива.
Учитель 7–9 классов
Если бы небо услышало молитвы детей, на свете не осталось бы ни одного живого учителя.
Персидское изречение
Надеюсь, то, что написано в эпиграфе, все-таки больше шутка. Хотя доля правды в нем есть, особенно если говорить об учителях седьмых-восьмых, а иногда и девятых классов. Ведь именно они имеют дело с детьми, переживающими самый трудный возраст. Я бы каждому из этих учителей-героев давала медаль за отвагу или бюст на родине устанавливала – тоже вполне достойная награда.
Ребенок, вступивший в подростковый кризис, переносит на учителя свои далеко не радужные чувства, относящиеся ко всему взрослому миру и прежде всего к собственным родителям, как его прямым представителям.
