- Ты считаешь, что мы с Креусой были животными, неспособными любить?
- Нет, Зимородок.
- А Дидона? Я любил ее жадно и страстно, в этой любви было мало нежности и много боли, но не было ничего дурного.
- Ты оказал ей честь своей любовью. Ты предложил жизнь, а она избрала смерть. Она была грешницей.
- Нет, просто несчастной женщиной, ошибочно принявшей лето за весну, пытавшейся остановить падающие капли в водяных часах и удержать на месте тени, движущиеся по солнечному циферблату. Мне надо идти, Меллония. Подожди немного, а затем выходи из Дерева. Ты можешь сказать подругам, что позабыла все свои сны. Ты не единственная, у кого не будет ребенка после встречи с Богом.
- Но я больше никогда не вернусь сюда, и меня возьмет в темноте какой-нибудь Повеса.
- Тогда отдайся при свете дня тому, кто сначала покорит твое сердце и лишь потом попросит тело. Ты еще встретишь Другого Скакуна.
- Он был мне братом. Теперь я это понимаю.
- Ты встретишь мужчину, а не брата. Может, это будет мой сын?
- Нет!
- Меллония, ты несправедлива к нему. Ты ему очень нравишься.
- Мне он тоже нравится. Но думать я буду всегда о другом.
Эней смущенно вздохнул. Она не видела его в темноте, но могла представить, как он в нерешительности морщит лоб. Когда дело касалось женщин, он вел себя, как ребенок. Семнадцать лет тяжким грузом лежали у нее на плечах. За то время, пока утренняя заря раскрывает лепестки, чтобы предстать во всем своем великолепии, она узнала правду о Дереве и правду о том, что было в ее сердце, и все же не она, а Эней не мог найти нужных слов. Мудрый Эней, прекрасно знающий своих людей, долгие годы ведущий их за собой сквозь все опасности, разбирался в тайнах девичьих сердец не лучше, чем какой-нибудь фавн.
- Глупый, глупый Зимородок. Я люблю тебя!
- Боже! - воскликнул он, и в этом возгласе слышалась бесконечная мука. - Креуса любила меня. Дидона любила меня. Они обе обратились в пепел. Я несу смерть женщинам, которых люблю. Возможно, это проклятие Афродиты, наказывающей за то, что мой отец раскрыл тайну их свидания в лесу.
- Ты оставил свое проклятие в Карфагене, или же оно упало в море во время бури. Ты потерял его где-то, и я ни капельки не боюсь обратиться в пепел. Да, мою мать действительно убило молнией, но ей было девяносто семь лет, а мне семнадцать.
- Я должен построить город. А ты должна жить в Дереве.
- Построй его в устье Тибра и, конечно, окружи высокой стеной, чтобы ни один лев не перелез через нее, а я буду приходить к тебе, когда смогу.
